Чтобы сон рассмотреть получше,
я с собою беру фонарик.
Зажигаю зелёный лучик, –
что сегодня мне ночь подарит? –
и тихонько вступаю в детство,
в довоенное, в давнее-давнее.
Но куда это дом мой делся
с деревянными старыми ставнями,
что стоял на Советской улице?
Да и нет довоенного Витебска!
Память горбится и сутулится.
Жизнь, как Витьба, из русла вытекла.
Там, где дом наш стоял когда-то,
несуразное что-то высится,
и в холодном расплаве заката
только трупы на улицах Витебска.
У Шагала другие видения:
быт тяжёл, но скрипач на крыше.
Значит, живы ещё песнопения,
и народ потихоньку дышит.
Мне же только ужасы видятся:
кровь рекою и убиенные,
и горящие улицы Витебска,
где прошли мои дни довоенные.
Я хочу погасить фонарик,
чтобы сон перестал смотреться:
не могу я видеть кошмары,
проглотившие наше детство.
Но опять этот дьявольский случай, –
не могу, – выключатель заело.
И горит моей памяти лучик,
обжигая и душу, и тело.
|
