У меня своя логика Света.
Мат, что слышу, слова, и не более,
в речь вошедшие с вечною болью.
Да, они не вкусны, как конфеты,
но нисколько людей не позорят.
Их услышишь от интеллигента,
пацана, участкового мента,
и друг с другом они не повздорят.
Применяя их, к сути явленья
доберёшься намного скорее.
А порою и душу согреет
специфическое примененье,
нет, не мата, а слов повседневности,
не изжёванных и без пафоса.
Если был бы смелее, признался я,
что порой исхожу в чувстве ревности:
не умею в словах этих выразить,
как народ здешний, мысли и страсти.
Но, поверь, почитаю за счастье,
что задаром дано это выучить,
и однажды смочь в стихотворение
слово сочное, точное вставить.
Ни прибавить к нему, не убавить:
средоточие в нём обобщения.
Я считаю брань грязную только
оскорбляющим речь нашу матом:
в нём исчезла возможность приматам
в разговорах достичь уже толка.
Как козлы люди будут бодаться,
к матюгам кулачища прибавят.
Ни во что эти слово не ставят –
им бы пить да ругаться и драться.
А когда есть в частушках скабрёзных
нецензурщина, как называют,
но они их «предмет» отражают,
принимаю я это серьёзно.
И не стану я хаять Баркова
и других гениальных поэтов,
что во зло всем ханжам ведь воспето
в их стихах матерщинное слово.
Отразили они речь народа!
И купюры в них – крайние меры,
на какие идут лицемеры.
А во мне-то другая порода
Конец 60-х
|
