Жестокость волка не имеет страсти, Ему такая роскошь ни к чему. Смерть столько раз селилась в его пасти, Сама решила подойти к нему.
- Ты узнаёшь меня, убийца серый? Настало время, подошел твой срок. Но хочешь, пощажу? Ты будешь первый. Ты тоже мне достаточно помог.
- Нет. Убивай. Я не прошу пощады. Свободен я, и нет на мне вины, И страха нет, а милости не надо. Я ни кому не объявлял войны.
Ты не могла весной ко мне явиться? Тогда бы я просить тебя хотел, Но, ощенившись, умерла волчица, Оставив пять щенячьих мёртвых тел.
Ты зря, старуха, льстишь себя надеждой. Что я тебе в угоду убивал. Убей, хотя, скажу, пожалуй, прежде: “Не твой я, раз так долго выживал!”
Задумалась, ушла старуха, молча, Вершить угрюмо действие своё. Её не удивляла наглость волчья, А всё же, что-то мучило её.
Бесстрастно волк ушёл своей дорогой, Хромая на саднившее плечо. Он не желал от жизни слишком много, И не мечтал, теперь уж, ни о чём.
Уставший больше, чем ему казалось, Шёл к дому, отрешившись от всего. Единственное, что ещё осталось – Лишь логово старинное его.
Внезапно звуки уловило ухо, Как будто дети радостно кричат. Вновь выкинула фортель свой старуха, Он на поляне увидал волчат.
А, всё же, слезы не текли упрямо. К нему впервые подобрался страх. И лишь, когда к волчатам вышла мама, Они сверкнули на его глазах.
|