Жестокость волка не имеет страсти,
Ему такая роскошь ни к чему.
Смерть столько раз селилась в его пасти,
Сама решила подойти к нему.
- Ты узнаёшь меня, убийца серый?
Настало время, подошел твой срок.
Но хочешь, пощажу? Ты будешь первый.
Ты тоже мне достаточно помог.
- Нет. Убивай. Я не прошу пощады.
Свободен я, и нет на мне вины,
И страха нет, а милости не надо.
Я ни кому не объявлял войны.
Ты не могла весной ко мне явиться?
Тогда бы я просить тебя хотел,
Но, ощенившись, умерла волчица,
Оставив пять щенячьих мёртвых тел.
Ты зря, старуха, льстишь себя надеждой.
Что я тебе в угоду убивал.
Убей, хотя, скажу, пожалуй, прежде:
“Не твой я, раз так долго выживал!”
Задумалась, ушла старуха, молча,
Вершить угрюмо действие своё.
Её не удивляла наглость волчья,
А всё же, что-то мучило её.
Бесстрастно волк ушёл своей дорогой,
Хромая на саднившее плечо.
Он не желал от жизни слишком много,
И не мечтал, теперь уж, ни о чём.
Уставший больше, чем ему казалось,
Шёл к дому, отрешившись от всего.
Единственное, что ещё осталось –
Лишь логово старинное его.
Внезапно звуки уловило ухо,
Как будто дети радостно кричат.
Вновь выкинула фортель свой старуха,
Он на поляне увидал волчат.
А, всё же, слезы не текли упрямо.
К нему впервые подобрался страх.
И лишь, когда к волчатам вышла мама,
Они сверкнули на его глазах.
|
