Пусть поет аллилуйя, осанны
Этот мир под коротким дождем
Тополей и огнем осиянный.
Ты нисходишь нездешним путем.
И какую бы деву желанной
Ты ни звал бы, где царствует дым
Казино, дискотек, ресторанов –
Здесь покажется зряшным, пустым.
По безлюдному мареву тенью
Ты скользишь к городам горевым –
Ты уходишь к иным поколеньям,
Ко значеньям, ко знакам иным…
Там глядит в огневые оконца
Мир багровый, холодная синь,
Словно мертвое, мертвое солнце –
Солнце всех позабытых Россий.
Ты очнешься за грязным перроном
У трущоб и у угольных гор,
У каких-то цистерн и вагонов,
У бараков и ржавых опор.
И на том полустанке проклятом,
Где ни касс, ни билетов, в луне
Ты увидишь, как ветер обратный
Солончак шевелит в полотне.
И на том полустанке забытом
По колючим, багровым кустам
Вдруг ты узришь Ее как убитый,
Словно совесть твоя нечиста.
Облик тот незабвенно-прошедший
Волновать станет словно во сне.
Так блуждает лишь дух сумасшедший
При багровой и полной луне.
По прозябшим каменьям державы
Как наследник, как царь, как жених
Ты пойдешь с нею в мертвые храмы,
Где не плачут, не помнят живых.
После – будут томленья и страсти,
Губы, ласки, вино и содом…
Ты найдешь с нею ложе и счастье
Над каким-то помойным двором.
Губы, руки и перси нагие
Окунутся при желтой тоске
В черный мир окаянной России,
Позабытой на мертвом песке.
Будут - пьяные пляски соседей,
Карты, стервы, вино и содом.
Ты найдешь с нею ложе и счастье.
Будет пыль в фонарях за стеклом.
И гуляя с ней грязным перроном
У трущоб и у угольных гор,
Вдруг узришь себя парией, вором.
Да, таким же – бараков и нор!
Вот на том полустанке последнем,
Где ни касс, ни билетов во сне
Вдруг проснешься. И ветер, лишь ветер
Солончак шевелит в полотне.
|
