Он считал себя богом, верил в твердый порядок вещей, и, возможно, правильно себя ощущал. Был готов поучать смыслу жизни зверей и детей, потому что стоял, так сказать, у начала начал.
Люди строили храмы, которые проектировал он, крыли чистым золотом церковные купола. Ему нравилось слушать вечерний малиновый звон – видно, тема заката на сердце ему легла.
Но однажды в минуту жестокой, глубокой хандры (две недели запоем мальвазию вредно хлебать), он решил усложнить элементы мультяшной игры и пределы любви и терпенья людей испытать.
Показалось ему, что могли бы усердней они прославлять всемогущество его и доброту, проводить в светлых думах о нем свои ночи и дни, предаваться молитвам, а также, раз в месяц, посту.
Ведь они занимались не тем, чего для них он хотел. Не боролись за счастье других, ему верных бойцов. Ели, пили без меры, потакая потребностям тел, помолившись, любили друг друга, в конце-то концов!
Насмотревшись, до боли, на хаос от их суетни, (вместо счастья, которое новый порядок им нес), он разрушил все крыши, что золотом крыли они, и залил их потоком горючих напалмовых слёз.
Очищенья процесс наблюдая из своих райских кущ, он услышал стон, отраженный от обугленных стен: ”О, Верховный! Кажется, ты не так уж и всемогущ, если вместо любви хочешь чего-то взамен”.
|