1.
Расписаньям движений сдаваться на милость, пунктуальностью их прописной поверять и свиданий восторги и будней унылость, все часы вопрошать —"не пора ль? не пора ль?"...
Я с утра уж в бреду, в полусне электрички, как в болоте забот по макушку, бреду, возвожу до поэмы сограждан привычку между прозою станций закончить главу
опостылелой сплетни, вчерашней обедни разносящую злой, затихающий звон... В отрешенности тамбурной начисто съеден межвагонной прослойки точеным звеном
откровенности пыл, что в дыму сигаретном разъедает слова, языки и глаза: анекдотов злорадным огнем не согреться — остывающим ядом сердца ли связать...
2.
Это было весной. Суете предрассветной все равно, что январь, что апрель на дворе. Пассажиров служа суете, нетерпенью, долго маялись в жалобах створки дверей,
терпеливо сносящих локтей поруганье, не предвидящих даже, что им вознестись предстоит через миг в этом муторном гаме до высот откровенья небесных кулис.
На заплеванный пол он ступил, как когда-то, очевидно, подмостки ногой попирал, болью падшего ангела взгляд был богатый, след погибшей эскадры так чтит адмирал.
Сквозь небритость лица, как сквозь лед,проступала глубина, отчеканенных Гнесинкой черт: детство, полное тайных гармоний, сияло, юность, консерватория, взлета успех...
И в разлете бровей, в уст изломе читались, покоренного музыкой зала, восторг, дань привычная аплодисментов, от славы усталость и расчеты с судьбой, неуместен где торг.
Бесконечность вагонных пустых пересудов восклицательным знаком на миг оборвав, вопросительным знаком он плечи осунул, словно в плоть свою сирую душу, вобрав
свой шикарный баян, блеск его обрамляя, на заплате заплата, одежд нищетой. Я стиха своего в этом месте названье роковым Валтасара прозреньем прочел...
3.
Как играл он! Играют так с берегом волны, с ветвью ветер, с мечтой, с синевой облака, так играют признанья впервые влюбленных, и с угрозами тьмы так играет закат.
Искушенным порханьем наития пальцев испещряя покорные клавиш ряды, он ли, Бог ли созвучий Парнасские пяльцы в руки Паркам отдал, чтоб Огинский судьбы
своей нить пронизал сквозь иглу электрички, заоконных мельканий сшивая печаль с полонезной печалью далекой Отчизны, всех судьбою единой на миг нас связав.
О, изгнанья Отчизна, приют вдохновенья, нам явивши посланника горьких утрат, не взыщи — пятаков лишь презренною медью может век наш твоим откровеньям воздать...
|