Полуночной угрюмой глуши черный дом, скособочась над бездной, на помин непутевой души громыхает тоскою железной.
Кто-то в стекла ночные скребет. Гасит лампу, топоча снаружи. Кто-то бродит всю ночь напролет, вынимая дрожащую душу.
Как чернеет тут свет бытия - электричества мается лампа. Ни огня, ни креста, ни жилья у затона и ржавого трапа.
То минувшего как бы мелькнет в платье желтом былая полруга, то России кладбищенской вьюга опускается тьмою на лед.
То проявится в снеге вдали, то гоняет чертей в паутине. То все духи от мерзлой земли вязнут самых ворот в середине.
О, приди дева мира души, в черный дом на моем пепелище словно гостья озябшей души. Но все меркнет на русском кладбище.
О, придите и спойте в метели, да и спойте при буре и льдах: " Я умру на тюремной постели. Похоронят меня кое-как."
|