А солнце восходит две тысячи лет –
от эры Христовой до нашего утра,
в Царьграде ещё не озвучены суры,
пешком до горы не дошёл Магомет.
Пока о потере не знают ромеи,
ещё не молил крестоносцев Комнин,
и славы не добыл в боях Саладин,
и в две вероятности спутались змеи.
Как много и мало вместилось в «ещё» –
ещё не живу я, тобой позабытой,
и сыплются звёзды сквозь ветхое сито,
мерцают в ладонях, целуют в плечо.
О, фокусник-время, подуй в паруса,
тобой нарисованный ялик качая!
Не нарисовал ты встревоженных чаек,
от гвалта и птичьего гама устав.
Ты море своё наполнял бирюзой
и розовым правил над ним облака,
и подпись легко выводила рука.
Художник с палитрой такою простой.
А солнце восходит... и падает в горы,
янтарной смолой затерявшись в песке,
ты в красках, пожалуй, скорее аскет,
но чувств от картины подаренной ворох.
А что, Айвазовский? – его я не знала,
не с ним я бежала по кромке морской,
и если накроет сегодня тоской,
не он мне в ночи подоткнёт одеяло.
