Откроет душу позднее купе
под чай и ложки танец в подстаканнике,
я еду, еду… главное, без паники,
московский гость мне арию пропел.
Ах, Тихорецкая, из прошлого перрон,
как мало нужно нам для невозврата –
не тот, не та, не те у аппарата
и поезда уступчивый разгон.
«Гостиница – где падаешь в песок,
на передке, не то, что база в Химках*,
Пальмиру потеряли, на ботинках
сирийский пепел, жизни колесо…»
Военный фельдшер на слова не скор,
но и про Крым, всё так же, откровенно…
жена умрёт от счастья непременно –
под Новый Год забрал последний борт.
На шее медальон, в глазах песок,
и о «двухсотом» с горечью и болью…
«Уйдёт Россия, захлебнутся кровью,
кто был «под русскими» – гяур,
шакал, не свой...
ни воевать, ни жить, ни окопаться,
кальян и чай, а ночью жгут костры…
бегут как туча мелкой мошкары,
не знаешь, плакать или матюгаться…»
На перегонах догоняет Юг –
вестями на живую, без наркоза,
за окнами становится морозно,
тревожный сон, обманчивый уют…
Я о своём почти не говорю,
с кем распрощалась, разве это тема…
вдогон вагону разливает темень
тот, кто не дал пощады декабрю.
________________________________
* «Химки» – военная база Хмеймим в Латакии