Хоть все мои пристрастия присвой -
Чем овладеть надеешься в избытке?
В стремлении мирок устроить свой,
Уже ты обобрал меня до нитки.
Едва ль покой душевный обретёшь,
Моей любовью пользуясь превратно;
Но выше осужденья твой грабёж -
Так неподсудны солнечные пятна.
И я тебе прощаю произвол,
Во имя страсти суетной чинимый,
Хоть знает сердце: худшее из зол -
Предательский удар рукой любимой.
Прелестный друг, чьё зло добра милей,
Лишь масла в пламя робкое не лей!
...............................
Возьми все мои любви, моя любовь<*>, да, возьми их всех.
Что ты приобретешь такого, чего не имел прежде? -
никакой любви, моя любовь, которую ты мог бы назвать истинной любовью:
все мое было твоим до того, как ты получил еще и это.
И если ты берешь мою любовь ради моей любви<**>,
я не могу винить тебя за употребление моей любви,
и все же ты виноват, если ты сам себя обманываешь,
руководствуясь своенравным вкусом к тому, что твое существо отвергает.
Я прощаю твой грабеж, милый вор,
хотя ты присвоил себе все, чем я владел;
и все же любовь знает, что горше
сносить зло любви, чем обычные удары ненависти.
Порочное очарование, в котором всякое зло представляется добром,
убей меня обидами, но все же мы не должны быть врагами.
Примечания
В основу подстрочного перевода положено традиционное истолкование, состоящее в том, что сонеты 1-126 посвящены молодому человеку (Другу), а сонеты 127-152 - женщине (Темной Даме). Все примечания принадлежат автору подстрочного перевода.
<*> В подлиннике многократно употреблено слово «love», с игрой на его разных значениях, и прочтение сонета зависит от истолкования этих значений. По мнению большинства исследователей, поводом для этого сонета (и двух следующих) стало то, что Друг соблазнил любовницу поэта (или был соблазнен ею). Соответственно, «my love» в первой строке - это обращение к Другу, которое можно перевести как «мой милый», «возлюбленный».
<**> Иными словами, если ты отобрал у меня любовницу потому, что я люблю ее.
...............................
Take all my loves, my love, yea, take them all;
What hast thou then more than thou hadst before?
No love, my love, that thou mayst true love call;
All mine was thine before thou hadst this more.
Then if for my love thou my love receivest,
I cannot blame thee for my love thou usest;
But yet be blamed, if thou thyself deceivest
By wilful taste of what thyself refusest.
I do forgive thy robb'ry, gentle thief,
Although thou steal thee all my poverty;
And yet love knows it is a greater grief
To bear love's wrong than hate's known injury.
Lascivious grace, in whom all ill well shows,
Kill me with spites, yet we must not be foes.
Sonnet 40 by William Shakespeare
© Copyright: Олег Добровольский, 2017
Свидетельство о публикации №117030600010
|
