Здесь песок на дороге рассыпан зимой по серединке,
где не ходят ни женские туфли, ни чьи-то ботинки.
Здесь давно чёрный ворон остался единственной птицей,
той, что кружит воронкой среди опустевших людей,
у которых глаза потускнели от серости дней.
Но однажды мне здесь повезло на свет появиться.
Я скрывался от мира в своих мечтаниях детских.
И дружил с фортепьяно, что жило со мной по соседству.
Перед сном, упивался мелодией, пусть незнакомой,
одноклассница пальцы вскружив в чёрно-белый мотив,
что, до дрожи, в душе был безумно и дико красив,
он на сердце оставил мне след, протянувшись истомой.
В пожелтевших книжных страницах я видел героев:
тех, что гений писал свои строки обычной рукою.
И мои четыре стены и угла, несомненно,
под воздействием книг и стихов, в полуночную тьму,
не давали остаться средь серых людей одному,
разрастаясь фантазией чувств до размеров Вселенной.
И спустя много лет, я всё так же смотрю на свой город:
он такой же пустой, как и был, но по-прежнему дорог.
А порою охота сорваться, уехать, проститься…
Чтоб, как в книжном романе, с одним комплектом белья,
за спиною оставив ненужные горы старья,
но на следующий день я, зачем-то, хочу возвратиться.
Это родина чувств каждый день мне являет доктрину,
в чёрно-белых, тождественных днях я не вижу рутину:
стоит пальцам, как в детстве, нежно клавиш коснуться,
вновь взыграет соната, и ноты рисуют штрихи,
я на серые, скучные дни проливаю стихи,
без которых, наверное, смог бы давно задохнуться.
|
