Подошла, рукой волос коснулась –
Сбросил ее руку, как листок.
Все понЯв, печально улыбнулась,
И к глазам прижала вышитый платок.
Шелком платья прошуршав, на кресло рядом села,
Был ее профиль таинственно нов.
Словно случайно, бокал твой задела –
На пол вино пролилось, словно кровь.
Как зачарованный, не мог ты взора отвести,
Ты знал, в чем дело, почему глаза ее погасли,
И почему, губами прошептав: «Прости…»,
Она молитвенно сложила пальцы.
Один ты знаешь, почему теперь при встрече
Она, смеясь, к лицу подносит веер,
И почему слеза все чаще блещет,
Покоя нет ей, взгляд ее рассеян.
Но не жалеешь ты ее, и на душе все как-то пусто.
И за красоткою другой следишь глазами.
Ревниво-темный взгляд и полный грусти –
Она себе вновь поклянется небесами
Тебя забыть, не замечать и не смотреть…
Но знаешь, что едва часы пробьют двенадцать,
Тебе записку принесут. И вновь прочесть:
«Mon cher! Неужто суждено расстаться?»
Письмо в слезах, и почерк очень нервный.
Задумавшись, к окну ты подойдешь.
Вино; в груди твоей веселье зреет,
И на гитаре ты сыграешь и споешь.
Ей не ответишь – все прекрасно знает.
При встрече вежливо руки коснешься.
Губами улыбается, в душе рыдает –
В лицо ей громко рассмеешься.
Но на груди, под тонким шелком платья,
Все носит медальон с твоим портретом.
И до сих пор надеется – напрасно –
Что ей споешь однажды летом.
Она все стерпит. Знает, что не любишь.
Но что дает ей силы так терпеть?
Надежда (зря!) что рядом будешь,
И за любовь твою не жалко умереть.
Она надеется – но знает правду.
Лишь в снах ее вы снова вместе,
Стоите, за руку держась, под звездопадом,
И ей с любовью ты поешь все песни…
А утром снова взгляд ее туманен.
Вновь ждет, когда руки ее коснешься,
Волнуется, голос так нежен и странен,
Но никогда ей больше вслед не обернешься.
04:29, 23/01/08
|
