Памяти поэта Павла Морозова

ПАМЯТИ ПОЭТА ПАВЛА МОРОЗОВА

(1 ноября 1954 — 6 мая 2003)

МОРОЗОВ Павел Васильевич родился 1 ноября 1954 года. Окончил Литературный институт им. М. Горького (творческий семинар известного русского поэта Анатолия Жигулина). Член Союза писателей России.

Автор стихотворных сборников «Музыка земли», «Обращение», «Во имя любви», «Рисунки с натуры», «До востребования», «Земляки». После ранней смерти поэта его друзьями был издан сборник стихов Павла Морозова и воспоминаний о нём «Ты с нами». Лауреат литературных премий: имени Клавдии Холодовой, имени Велимира Хлебникова, имени Леонида Чашечникова. Дипломант телевизионных творческих конкурсов на лучшее стихотворение об Астрахани, посвящённого 440-летию города и «Благовест». Павел Морозов прожил короткую, но яркую жизнь. Более десяти лет нет его с нами, но память о нем и его творчество живут в душах астраханцев.

Павел окончил Литературный институт им. Горького. Творческими наставниками у него были известный столичный поэт Анатолий Жигулин и Леонид Чашечников. Многое он почерпнул у них. Но главному – умению любить людей – его научила жизнь. А ещё научила бескомпромиссности в борьбе за души людей, а значит, за счастье и справедливость. Основными темами творчества Морозова были раздумья о своём призвании, о месте в жизни, об ответственности за сегодняшний и завтрашний день.
Павел Морозов выпустил ряд сборников, среди них «Рисунки с натуры», «До востребования», «Во имя любви». Стихи Морозова публиковались в сборнике участников фестиваля поэзии «Подснежники Парнаса» и в поэтической антологии «Где Волга прянула стрелою…», он стал редактором-составителем уникальной книги «Антология астраханских поэтов».

В стихах Павла Морозова заключена не только поэтическая, но и жизненная позиция поэта. Не сворачивая на дорожки окольные и лёгкие, он шёл в литературе своим непроторённым путём – более трудным, зато и более честным. Видимо, поэтому его авторский голос не схож ни с чьим другим. В нём – то неподдельное стремление к свободному и бескомпромиссному самовыражению, которое отличало творчество Морозова с самых первых строк и остаётся в его стихах по сей день.

Павел Морозов родился в астраханской области I ноября 1954 года. Сельчанин по рождению, он пришёл в поэзию со своей собственной темой – темой сопричастности к судьбе родной земли.

Его стихи о природе в соотнесении её с духовным миром человека, привлекающие внимание прежде всего естественностью интонации, наблюдательностью и искренностью, с первых публикаций на страницах астраханских газет не оставляли читателя равнодушным.

Уже в конце семидесятых у Морозова появилась своя читательская аудитория. Павел много выступал перед своими земляками, его проникновенный голос часто звучал по радио, и люди ждали новых встреч с его стихами, исполненными доброты, а потому вызывающими доверие:

Пусть звучит вечерняя соната
Поля, что раскинулось вдали,
Мне и вправду ничего не надо,
Кроме этой музыки земли,
Что во мне звенит, не затихая,
В эти мимолётные часы… –

Мудрые и вместе с тем простые строки Павла дышали миром природы, в них струилось то неподдельно молодое жизнелюбие, которое позволяло запоминать их с первого прочтения. Сенокос, поле, опьяняющие капли росы, сельские гармонисты – все эти черты и приметы малой родины органично и красочно вошли в стихи Павла Морозова. И всё это стало фактом поэзии потому, что это не придумано и является не мелкой подробностью, а крупным фактом его биографии, его личной жизни, судьбы. Основными темами творчества Морозова были и остаются раздумья о своём призвании, о месте в жизни, об ответственности за сегодняшний и завтрашний день Отчизны. В более поздних стихах он высказал точку зрения о предназначении поэзии, созвучную многим:

«Мы пишем стихи во имя победы Добра над Злом». Павел Морозов умеет слышать время, видеть происходящие вокруг события собственным, присущим лишь ему, взглядом. В Астрахани стихи Морозова были опубликованы в 1995 году в сборнике участников фестиваля поэзии «Подснежники Парнаса» и в поэтической антологии «Где Волга прянула стрелою…»

Драматическое, а порой и трагическое восприятие окружающего мира придаёт морозовским строкам ту степень серьёзности и подлинности, без которой не бывает истинной поэзии. Всё творчество Павла отличает основное качество: честность поэтического слова. Современность у этого поэта ассоциируется с историей страны.
Однако Морозову присущи не только стремление проследить ратный героизм русского народа, начиная с древних времён, не только желание осмыслить значение его подвига в годы Великой Отечественной, но и высказаться по болезненной проблеме афганской войны:

Посчитали войну бесполезной,
Возвратили солдат по весне,
А сосед мой, недужный, болезный,
Не даёт позабыть о войне.
У него ни детей, ни квартиры,
Ни двора у него, ни кола,
Только письма от девушки Иры,
Что солдата недолго ждала.
У него лишь тяжёлая рана,
У него лишь кошмарные сны.
В них по пыльным дорогам Афгана
Он крадётся за духом войны… –

Строки стихотворения «Следы Афганистана» несут мастерскую точность описания и щемящую человечность, присущую всей поэзии Морозова, а то, что в атмосфере этих стихов проглядывается нечто жёсткое, немилующее, вступающее в противоречие с общим пафосом любви и доброты, определимо самой тематикой. Поэт обращается к очень разным темам.

Патриотические чувства лирики Павла Морозова подтверждены его собственной судьбой. Автобиографическое стихотворение «По дороге домой», повествующее о том, как молодой ефрейтор возвращается в родной город из армии, заканчивается строками: «В жизни начнётся другая страница длинной главы под названьем «Завод».

После службы в армии Павел работал помощником мастера на Астраханском трикотажном комбинате, ценил свою рабочую профессию и очень дорожил ею. Без отрыва от производства он заочно закончил Литературный институт имени Горького, где ему необыкновенно повезло с творческим наставником – руководителем его поэтического семинара был известный поэт Анатолий Жигулин, прошедший фронт, знающий о войне не понаслышке, автор замечательных стихов и прозы о Великой Отечественной и послевоенной жизни нашего государства.

Общение с А. Жигулиным, поэтом обострённого чувства Родины, своего народа, для которого боль минувшего не стала минувшей болью, несомненно приумножило творческий потенциал Морозова. Духовное братство объединило его и с Леонидом Чашечниковым – в годы юности Павел занимался под его руководством в литературной студии «Высота» и крепко сдружился с поэтом. Стихи, посвящённые Морозовым своим поэтам-учителям, свидетельствуют не только о теплоте личных отношений, но и о том, что и Жигулин, и Чашечников, и Морозов – поэты единого творческого поиска.

Помимо щедрого поэтического дара Павел Морозов наделён способностью к критическому анализу. Для тех, кто занимался вместе с ним в литературной студии, участвовал в зональных семинарах молодых писателей, он был и остается своеобразным фильтром, катализатором, способным меткой и справедливой критикой вывести из поэтических рядов любого графомана, подсказать талантливому автору, где и в чём его промах, недоработка.

Всё чаще на страницах областных газет и журналов появляются обзорные статьи и очерки Морозова, что очень ценно, поскольку в настоящее время в Астрахани литературная критика явно в дефиците.

В одной из рецензий В. Рыжих заметил в стихах Морозова мятежный настрой: «Душа его ищет – может, слова, может, сопереживающего тепла, а, может, – друга». Все грани творческого поиска с особой полнотой проявились в морозовском сборнике «Рисунки с натуры», изданном в серии «Библиотека астраханской поэзии», с которым Павел в октябре 1999 года стал одним из лауреатов литературной премии имени Клавдии Холодовой. В книге, что создавалась двадцать с лишним лет – заметы сердца и памяти, наблюдения, размышления, когда факт или явление жизни обращали на себя внимание поэта и порождали мысль или образ.

Стихи Морозова наполнены раздумьями о судьбе Отечества, о переживаниях человека, который, испытывая на себе все беды нашего переменчивого века, сохраняет веру в национальное достоинство:

«Мой русский люд, он самый терпеливый, несуетный, неробкий, молчаливый…»

Чтобы создать такие стихи необходимо всем своим человеческим существом пережить и даже выстрадать то содержание, которое воплощено в поэтических строках. Для глубокого понимания поэзии Морозова от читателя требуется напряжение собственного разума и души.

Лирический герой постоянно ощущает свою кровную связь с родной землёй, сердце его наполнено тревогой за судьбу России, страхом за будущее нового поколения, что «после продолжительной зимы» разуверилось в прежних идеалах. Совмещая в стихах публицистичность с образной детализацией, Павел стремится не просто высказаться о тех или иных проблемах, но пристально, ответственно и углублённо вглядывается в духовную жизнь личности и народа и воплощает её внутренний мир и ценность в поэтическом слове. Даже сложные политические проблемы у него осердечены, совмещены с личной судьбой автора:

Не хотел казаться маловером,
Верил в недалёкую мечту,
Только танки в девяносто первом
Раздавили веру в доброту.
Думал, поживу ещё на свете
Без глупцов и без кавардака,
Только танки в девяносто третьем
Отрезвили мысли чудака.
Жить мечтал спокойно и богато,
О стране поэмы сочинять,
Только танки в девяносто пятом
О себе напомнили опять…

Ощущение потери единой Родины, распада Советского Союза, как целостного братства народов – ведущая тема сборника «Рисунки с натуры». Сегодня модно утверждать, что это братство было навязанным сверху, неискренним, однако то, что происходит сегодня, когда из-за межнациональных конфликтов льётся кровь и льётся в таких масштабах, что поневоле приходишь к осознанию народной мудрости «худой мир лучше доброй ссоры» (а стремиться-то нам следует как раз к доброму миру!), очень многие морозовские строки, вне всякого сомнения, созвучны мыслям большинства современников.

У стихов Павла Морозова есть то самое важное качество, которое присуще истинной поэзии: они заставляют думать, порою не соглашаться с автором, вступать во внутреннюю полемику с ним. Вызвав в читательской душе ответные чувства, такие стихи живут и в сердце, и в сознании ещё долго после прочтения.
Поэт пытается охватить действительность в её сложных противоречиях. Для него важно не просто назвать виновников беды, не просто заклеймить зло, главное – как можно реалистичнее и строже сказать о страшной стороне нашей жизни, в которой правит бал откровенная пошлость.

«Нам нечего сказать шагающим вослед», — с грустью констатирует поэт, призывая отрезвить державу от бездуховности, вспомнить о чести и любви.

Стилевая манера Морозова позволяет ему и в радости, и в горе выражать свои чувства и мысли с иронией, за которой часто скрывается глубокий социально-политический смысл.

В стихотворении «Случай на рынке», описывая нелицеприятный эпизод драки русского с таджиком, в которой победившему россиянину отомстила за единоверца толпа разъярённых земляков, поэт развёрнутой метафорой даёт верную оценку нашему прошлому, которая едва ли совпадёт с точкой зрения современных читателей: «Не так ли когда-то глазели, как бьют непокорных князей?» и связывает её с днём нынешним:

Не крестимся, если нет грома,
А после рыдаем навзрыд,
И надо бы жить по-другому.
Да, надо бы, кто говорит?!

В сборниках Павла Морозова преобладает не философичность, а прямая сатирическая оценка современных социальных и политических фактов, отсюда – резкая ироническая интонация в таких стихах, как «Строка в анкете», «Мы потеряли вмиг и совесть, и приличье…», «Письмо на Украину» и в некоторых других.

Дерзка и порой неожиданна образность стихов Морозова, сумевшего своё неприятие лжедемократизма перенести в сферу размышлений о сути человеческого достоинства:

Те слова, что сейчас воскресили,
Не могу говорить без труда:
Господа! Вы живёте в России,
Так какие же вы – господа?..
Вы играете… Только на грани
Сумасшествия ваша игра:
Появились в Рязани дворяне,
В Туле в школу пошли юнкера…

По существу, основной мотив поэзии Павла Морозова – гневная отповедь тем, кто продолжает распинать историю, а значит, предавать свой народ. Неприятие этого автор подтверждает личной судьбой. Он с такой неподдельной горечью пишет о своём новом деле, торговле книгами, которым вынужден заниматься, чтобы его семья могла жить достойно, что у читающего эти строки вполне естественно возникают мысли о навязанном извне нашей стране способе выживания:

Я перешёл в когорту продавцов,
Пока живу на то, что продаю.
Я перешёл в когорту мертвецов,
Хотя исправно нищим подаю.
Такое чувство, будто бы удрал
От родины, покинув отчий дом,
Как будто что-то ценное украл
И продаю украдкой за углом…

Павла Морозова как человека высокой духовности удерживала на плаву способность творить – правдиво, честно, и несмотря на душевный неуют, светло, что проявлялось как во вдумчивых, публицистически углублённых стихах, так и во многих строках о любви, в том числе, и любви к родному краю.

В 1998 году П.Морозов стал лауреатом городского телевизионного конкурса на лучшее литературное произведение, посвящённое 440-летию Астрахани. Поэту были «по душе на лодочке, под всплёски на воде, всплывать в Созвездье Лотоса, какого нет нигде».

И хотя сам он считал, что в нашем живописном краю «идиллии писать немудрено», морозовские строки, посвящённые малой родине, настолько искренни, что она предстаёт перед читателем отнюдь не идиллической, а той единственной, что даётся каждому человеку от рождения и навсегда.

Павел Морозов шагал по жизни прямой дорогой, никуда не сворачивая от своего истинного предназначения – поэзии.
(По материалам очерка из книги Дины Немировской «На грани веков», Астрахань: Астраханское отделение Союза писателей России при Участии астраханского отделения Литературного Фонда России, 2000.- 208 стр., написанного при жизни Павла Морозова)

Спустя четыре года после преждевременной кончины поэта Павла Морозова его друзья издали сборник его стихов под названием «Ты с нами» (Астраханское отделение СП России, 2007), по праву пополнивших золотой фонд поэзии современной России, которые долго ещё будут согревать души благодарных земляков, хранящих память о поэте.

Могу отметить с особой гордостью: мне повезло начать свой путь в поэзии рука об руку с Павлом Морозовым. К тому времени, когда мы впервые встретились на занятиях литературной студии «Моряна» при редакции газеты «Комсомолец Каспия», Павел уже прошёл азы строгой творческой школы Леонида Чашечникова, и писал не просто талантливо, а очень талантливо.

Тогда я заканчивала десятый класс. Вслушиваясь, вдумываясь в строки своих товарищей, охала: «Вот она, поэзия настоящая!»

Конечно же, было немного лестно, что Павел сразу воспринял меня на равных, по-братски опекая на выездных семинарах молодых нижневолжских литераторов в Волгограде и Саратове. Его добрый юмор, мягкая ирония не задевали, а подбадривали. Он мог подолгу цитировать Прасолова, Смертину, Реброву, не говоря уже о классиках, чьих строк на память Морозов знал немерено.

«Бенедиктов… Языков… Кольцов…
Всё за нас сочинили когда-то.
Я читаю забытых творцов:
Превосходно писали ребята!
Бенедиктов меня озарял.
Мне Языков не дал потеряться…»

Поэтическая эрудиция Павла потрясала. Мне нравилось с ним вместе выступать, у него было, чему учиться. А ещё подкупала искренность, исповедальность, с которой он читал свои стихи на творческих встречах. Уже в конце семидесятых у Морозова сложилась собственная читательская аудитория.

Стихи Павла Морозова по-настоящему народны. Это отмечал и руководитель его поэтического семинара в Литературном институте имени Горького поэт-фронтовик Анатолий Жигулин.

Своим землякам Павел Морозов успел сделать поистине щедрый подарок. Он – редактор-составитель второй и, по моему глубокому личному убеждению, лучшей и на сегодняшний день «Антологии астраханской поэзии».

«Кланяйтесь, люди, поэтам и творцам земным – они были, есть и останутся нашим небом, воздухом, твердью под ногами, нашей надеждой и упованием. Без поэтов, без музыки, без художников и созидателей земля давно бы оглохла, ослепла, распалась и погибла.
Берегите, жалейте и любите, земляне, тех избранников, которые даны вам природой не только для украшения дней ваших, в усладу слуха, ублажения души, но и во спасение всего живого и светлого на нашей земле», — эти слова Виктора Астафьева Павел Морозов вынес в эпиграф к предисловию своей последней книги.

А мне в шутливом автографе авторского экземпляра поэтического сборника «Во имя любви» Павел написал:

«Жизнь весела,
Вокруг – интриги,
А суть – в стихах,
Что в этой книге!!!»

Охотно верится, читатель, что в стихах Павла Морозова ты найдёшь немало искренних, озорных и весёлых строк, которые заставят задуматься о главном. О смысле жизни и её сути.

«До востребования» — так назвал свою последнюю прижизненную книгу Павел Морозов. Время востребования наступило. Читайте Павла Морозова.

* * *
На развилке трёх дорог
Повстречал меня пророк
И сказал: «Пойдёшь направо –
Ждут тебя любовь и слава,
Можешь влево повернуть –
Тоже проторённый путь,
Только прямо не ходи –
Неизвестность впереди».
Мы на камне от души
Покурили с ним в тиши,
Был я смолоду упрямым,
Не свернул – потопал прямо…

СТАРОЕ ФОТО

На старом фото — мать моя
И молодой солдат.
Сидят, улыбки не тая,
А с ними — старший брат
Сидит, головку наклоня,
Кусает леденец,
Ещё на свете нет меня,
Есть мама, брат, отец.
Они сидят, любовь храня,
Задумались о чём?
Ещё на свете нет меня,
Сидят себе втроём.

* * *
Благодарен я солнцу и небу,
Я иду по земле неспеша,
Сочиняя стихи «на потребу»
Те, что требует нынче душа.
И тебе я читаю их сразу,
Веселы они или грустны.
Я слагаю стихи «по заказу»,
По заказу пришедшей весны!
Я пишу к знаменательным датам,
Этот день – чем не дата для нас?
Обнимаешь меня как когда-то,
И целуешь меня – «на заказ»!
И за нежность подобную мне бы
Надо вечно в ночной тишине
«По заказу» писать, «на потребу»
О тебе, о любви, о весне.

* * *
И никак не скажешь проще,
Две недели сочинял:
У меня не стало тёщи,
Танька бросила меня!
Ничего не станет, если
Мендельсона заведу
И под свадебные песни
К маме плакаться пойду.
Мама выгладит рубахи,
Даст целковый на обед.
У неё не стало свахи,
И снохи отныне нет…
Не по нам такая скука,
Просыпаюсь по ночам.
Мама хочет видеть внука,
Я по сыну заскучал.
Наряжусь английским лордом
И пойду к своей судьбе.
А когда-то был я гордым,
До женитьбы на тебе!

* * *
В мире свой закон и свой порядок:
После листопада выпал снег,
Человек большой ушёл, а рядом
Маленький родился человек.
Отмелькала, падая, комета,
Но другая засверкала вдруг,
Предал друг, и как-то незаметно
Появился в жизни
новый друг.
Песни умирают поэтапно,
То слова меняя,
то мотив,
Женщина покинула внезапно,
Свято место напрочь уступив.
Почернели на морозе розы,
Приутих без лодок мелкий плёс…
Потому что не осталось слёз.

В РЕСТОРАНЕ

Я отвык от шумных ресторанов,
Но однажды,
будучи не пьян,
Посетил негаданно-нежданно
С другом придорожный ресторан.
Там на сцене маленького зала,
Где стоял обшарпанный рояль,
Постоянно музыка звучала,
Навевая светлую печаль.
И, согнувшись над роялем грустно,
За любые потные гроши,
Седовласый старец пел искусно
То, что называют, для души.
Как он пел –
словами не расскажешь,
Как играл –
того не передать,
Будто разговаривая с каждым,
Словно призывая благодать!
«Есть ещё в пороховницах порох…» –
Думал я о странном старике,
Мне сказали, что уже лет срок
Он играет в этом кабаке.
Если на душе бывает туго,
Если на душе –
сплошной туман
Я звоню и приглашаю друга
В старый придорожный ресторан.

РОМАНС О ФЛЕЙТЕ

Случайные случайности на свете
Случаются, как будто бы во сне:
Я Вам хочу сейчас сыграть на флейте
Рассеяно она шепнула мне.
Пожалуй, нет! В том позабытом лете,
Когда плыла неяркая луна
Я Вам хочу сейчас сыграть на флейте,
Настойчиво сказала мне она.
А может быть, всё перепутал ветер?
И остаётся гнать догадки прочь.
Я Вам хочу сейчас сыграть на флейте!
Она мне прокричала в эту ночь.
Я в поисках метался по бульвару,
Не понимая вспыхнувшую блажь:
Да ладно бы баян или гитару,
А тут подайте флейту! и шабаш
Провинциал, тупой и несмышлёный,
Профан, кретин, полнейший идиот:
Она ушла, конечно, оскорблённой,
Скривив в усмешке пышногубый рот.
Ах, мне б её сейчас, как ту конфету,
Которую не дали пацану.
И пусть бы намекнули мне про флейту
Под эту августовскую луну!

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Возьми, таксист, я заплачу двукратно.
Поторопись, отдам и три цены,
Вези меня туда, где, вероятно,
Забыть за эти годы не должны!
Гони, таксист, туда, где всё знакомо,
Где не был я, мне кажется, сто лет.
И посигналь, пожалуйста, у дома,
Пускай в окошко выглянет сосед!
Потом постой и выйди первым сам уж,
С подарками открой багажник мне:
Коробка – той, кто сильно хочет замуж,
А остальное – другу и родне!
Не обессудь, я долго дома не был,
За то, что водки прикупил тайком.
Вот выйдет мать навстречу с тёплым хлебом
И напоит с дороги молоком!
Не откажи, таксист, пей за обоих.
Твою работу трудную ценя,
Я рассчитаюсь и за то с тобою,
Что ты не выдал, грешного, меня!

ПИСЬМО ДРУГУ

Вот прямо от этого ерика,
От моря немеряной лжи,
Уехать мне, что ли, в Америку?
Кому я там нужен, скажи?
Кому я там нужен, в Америке?
Кому я там «Здрассьте» скажу?
Никто не забьется в истерике,
Кому и чего докажу?
Я мог бы мести у них в скверике,
Я мог бы им почту носить,
Но нужно ли это Америке,
Америку надо спросить…
Грешно мне, отнюдь не холерику,
И думать об этом, прости,
И рваться куда-то, в Америку,
Успеть бы свое разгрести.
Погрязли и там в лицемерии,
И там — болтовня и брехня,
И что мне до ихней Америки,
Она не умрет без меня!

* * *
Я хотел бы махнуть
в распрекрасный Париж,
Погулять на зеленом
красивом лугу,
Только вот от родных
скособоченных крыш
Оторваться никак не могу.
Я бы в Лондон туманный
податься хотел,
Накопив на билет
на большой теплоход,
Но опять не могу
оторваться от дел,
Что накоплено невпроворот.
Я хотел повидать
этот сказочный мир,
Посмотреть этот белый
загадочный свет,
Да видать, недоступны
мне Осло и Рим,
И свободного времени нет.
Может, писано так
на судьбе, на роду,
Но с годами не верится
/хоть застрели!/,
Что я в землю сырую
однажды уйду,
Не увидев огромной земли…

* * *
Выдавали правду по мельчайшей дозе,
Нам внушали долго: «Истина – в вине…»
Мы искали выход в деревенской прозе
И в стихах о страшной мировой войне.
Стало больше дела, стало меньше позы,
Показались травы из-под тех снегов.
Никуда не деться от прекрасной прозы,
Не уйти от горькопахнущих стихов.
Надо уколоться, чтобы срезать розу,
Надо гром услышать перед тишиной.
Мы опять читаем читанную прозу,
Снова дышим песней, связанной с войной.
Не страшна нам с ними буйная угроза,
Никакая буря с ними не страшна.
Согревает сердце ласковая проза,
Предостерегает давняя война!
Родину рисую с белою берёзой,
С клином журавлиным в синей вышине,
Наслаждаюсь доброй деревенской прозой,
Убеждаюсь в пользе песен о войне.

ГОРОДСКОЙ РОМАНС

Мой город мал.
В нём улицы тихи.
Я за день обойду его пешком,
И не поверю в громкие стихи
О молчаливом городе моём.
Тут был Дюма,
а позже был Шукшин,
Спросите лучше: кто тут не бывал?
Мой город, как хороший семьянин,
Своим теплом любого согревал.
Его не променяю никогда,
Каких бы не сулили мне щедрот,
Есть у меня свой берег и вода,
Вот здесь я точно – истый патриот!
А город разрастается под стать
Огромным стройкам канувшей страны,
Уверен, будет нам недоставать
Молчанья и приятной тишины.
Я в Астрахань, как в женщину влюблён:
Ревную и прощаю все грехи,
Она мила,
тут улицы тихи,
Она мала,
она из тех времён,
Когда писались нежные стихи!

* * *
Если говорить о жизни личной,
То сейчас (спасибо – сентябрю!)
У меня дела идут отлично:
«Как живёшь?»,
«Нормально…» – говорю.
Есть на то весомая причина:
Жёлтый лес и росы на стерне,
Листопад
и даже паутина
Сердце успокаивают мне.
Чтобы память не дала промашки,
Чтоб из виду осень не терять,
На зиму счастливые ромашки
Я кладу в обычную тетрадь…
Мусор жгу на опустевшей грядке,
Собираю жухлую ботву.
«Как дела?»,
я говорю: «В порядке…»,
«Как живёшь?»,
«Вот этим и живу…».

* * *
Как мы самонадеянны, друг мой,
Лениво просыпаясь на заре…
Нам кажется, что осень – за горой,
Хотя она гуляет во дворе.
Как мы с тобой не верим напоказ
Тому, что проиграли седине,
Что женщины любимые без нас
С другими будут счастливы вполне.
Как мы с тобой уверены, мой друг,
Что жизнь у нас прекрасна и длинна,
И нет зимы, нет осени вокруг –
Весна и лето! Лето и весна!
Как мы с тобой, наверное, смешны,
Особам молодым смотря вослед,
Которые особо не нужны,
Когда подходит к финишу сюжет.
Как мы с тобой наивны, мой дружок,
Нам хочется до старости форсить.
А может быть, оно и хорошо:
Не верить, не бояться, не просить?!

* * *
Мне кажется,
преград на свете нет:
Любое дело по плечу порою,
Вот посмотрю на небо –
и открою
Звезду, которой миллионы лет.
И очень скоро улечу туда,
И если (дай-то Бог!) позволит климат,
И местные меня нормально примут,
Останусь там,
быть может, навсегда.
Но и тогда в прозрачной синей мгле,
Когда увижу землю подо мною,
Уверен, притяжение земное
Потянет снова
к матушке-земле…

Леониду Чашечникову

Много было родин у поэта!..
И Сибирь, и Волга, и Москва.
Но для каждой находил при этом
Самые заветные слова.
Было много у поэта родин!..
Он менял их лихо, без труда.
Потому казался сумасброден
Тот поэт, менявший города.
Родин у поэта было много!..
Может быть, он чувствовал душой,
Что ведёт его от них дорога
К ощущенью Родины большой?
У поэта родин много было!..
Милых, малых, как ни назови:
Слышал я, опять его прибило
К испытанью в искренней любви.

НА СОВЕЩАНИИ МОЛОДЫХ ПИСАТЕЛЕЙ

В Саратове, в гостинице «Европа»,
Газ-воду подавали без сиропа.
Нас утром похмеляла вся обслуга,
Потом опять вино лилось по кругу.
В Саратове, в гостинице «Европа»
Запомнились четыре остолопа,
Хмельно читавшие стихи друг другу
И яростно взывавшие на спор.
Мы пьяными вошли в литературу:
Борис Свердлов, сатирик Пашка Суров,
Закир Дакенов, я и кто-то пятый,
Мне помнится, саратовец Запяткин.
СССР был и была цензура.
Но нас другими помнят до сих пор.
И что-то в нас такое разглядели
Писатели и даже метрдотели!
Тех дней весёлых не вернуть уже,
Где было похвалою наивысшей
С утра пораньше горничную слышать:
«Товарищи! Пожалуйста, потише!
У нас поэты спят на этаже!»
Пусть мы вели себя по-идиотски,
Не зная, что живёт на свете Бродский,
Поймите, суть не в том, в конце концов:
Все наши гениальные замашки,
Стихи, портвейн, разбитые рюмашки
Борису, мне, Закиру, Женьке, Пашке
Простили бы Есенин и Рубцов!

МОИ ПОЭТЫ

Бенедиктов… Языков… Кольцов…
Всё за нас сочинили когда-то.
Я читаю забытых творцов:
Превосходно писали ребята!
Бенедиктов меня озарял.
Мне Языков не дал потеряться.
Я Кольцова порой повторял
Осторожно. Чтоб не повторяться.
Вот на полке стоят в тишине
Те, что душу мне разворошили.
Как живётся им там, в вышине?
Как поётся им там, на вершине?
И завидую им под луной:
Ах, каких они женщин любили!
Если что-то случится со мной,
Дай-то Бог, чтоб меня так «забыли»!
Устаревшим не кажется стих,
На душе вызывая истому.
Как бы жил на земле я без них?
Я бы жил… Но уже по-другому.

Борису Свердлову

Мы с ним сидим
и пьём из кружек пиво,
Как жизнь порой бывает хороша!
Вот отдыхают сердце и душа,
Мы с ним сидим и, слава Богу, живы…
Шесть соток на земле, как это мало!
Он эту дачу строил десять лет.
Ему её как раз недоставало.
Всё остальное – суета и бред.
Нам не хватало этого уюта,
И жизнь прекрасна именно сейчас!
Она бежит, минута за минутой.
А мы сидим уже четвёртый час…
Четвёртый час сидим, как это много!
Когда-нибудь, взойдя на небеса,
Мы будем рады попросить у Бога
Нам жизнь продлить
хотя б на полчаса.
За полчаса мы вряд ли что успеем,
Они как полминуты пробегут,
И мы, от нашей наглости шалея,
Ещё попросим парочку минут.
Как жизнь чертовски, всё-таки красива.
И пахнет Волгой вобла на столе!
У нас свои шесть соток на земле,
Мы с ним сидим
и пьём из кружек пиво.

* * *
Не верю, что придётся умирать,
Что с дождичком (поближе к четвергу),
Наступит май. А я ни сесть, ни встать,
И даже шевельнуться не смогу.
Не верю, что придётся дорожить
Мне каждым днём, минутой, а потом
Меня не станет. Я не буду жить.
Но будут люди заходить в мой дом!
Они зайдут и сядут у огня
Печурки той, что сын мой протопил.
Не верю, что не вспомнят про меня,
Ведь я не зря на этом свете был!
Уверен, недруг будет привирать,
Что другом был до гробовой доски,
Не верю, что придётся умирать,
Не то давно бы умер от тоски.
Хотя в запасе несколько планет,
Всем хватит места, что ни говори,
У нас в запасе только этот свет,
В запасе только эти сентябри.

* * *
Не лезу ни в какие передряги,
За жизнью наблюдаю из окна.
Есть карандаш,
есть чистый лист бумаги,
Есть полночь
и ночная тишина…
И веет предосеннею прохладой,
И вина зреют к свадьбам в погребах,
И женщина единственная
рядом
Красиво спит с улыбкой на губах.
Вот так и жить бы –
просто и спокойно,
Сажать деревья и растить детей,
Построить дом
и ненавидеть войны,
К друзьям ходить
и приглашать гостей!
И потому перед судьбой – в ответе,
И перед вами в том лишь виноват,
Что знал,
как надо жить на белом свете,
Но жил, как жил:
задумками богат…

* * *
Не хотел казаться маловером,
Верил в недалёкую мечту,
Только танки в девяносто первом
Раздавили веру в доброту.
Думал, поживу ещё на свете
Без глупцов и без кавардака,
Только танки в девяносто третьем
Отрезвили мысли чудака.
Жить мечтал спокойно и богато,
О стране поэмы сочинять,
Только танки в девяносто пятом
О себе напомнили опять.
Не дают пожить в любви и мире,
Тихо тает в часиках песок,
Всем дадут, в итоге, по квартире
Из сосновых струганных досок.
Сколько, интересно, там осталось?
На кого обиду возложить
В том, что нам с тобою не досталось
Жизнь по-человечески прожить?!

ПИСЬМА

Сегодня письма пишут единицы…
Их нежные улыбчивые лица
Нетрудно мне представить над страницей,
И что они расскажут в письмеце.
Я сам любил всем отвечать когда-то,
Стараясь не писать замысловато,
И подбирал любимым адресатам
Эффектные постскриптумы в конце.
Я знал о том, кто – где и чем он дышит,
Я писем ждал, я верил, что напишут.
Но кто теперь какую выбрал нишу
Неведомо, и я вам не скажу…
Почтовый ящик пуст и неуместен,
И письмоноша нынче неестествен,
Я сам уже, без малого, лет десять
В эпистолярном жанре не пишу.
Мы носимся, как будто заводные,
Нам некогда отвлечься в выходные,
Черкните же мне, милые, родные,
Хотя бы просто коротко: «Привет!»
Мне трудно жить без ваших добрых истин,
Без ваших дум, без ваших мудрых мыслей,
Как жаль, что мне сегодня нету писем,
Я б не заставил долго ждать ответ.

* * *
Пылит забытая дорога,
Как на классическом холсте,
Что принесёшь ты мне, сорока,
Какие сплетни на хвосте?
Так думал я в минуты грусти,
Но в дни безудержной тоски
Гостеприимством самым русским
Меня спасали земляки…
Нет, не напрасно, не напрасно
Здесь ждут, и я пойму не вдруг:
Сестра по-прежнему прекрасна,
По-прежнему надёжен друг,
И смотрят вслед односельчане,
Кивая, опершись на тын,
Всё, как в классическом романе,
Когда вернулся блудный сын.
Здесь, словно за пришельцем, дети
За мною следуют гурьбой,
Признайтесь, много ли на свете
Тех мест, где рады в час любой?!
Где к ним забытая дорога,
Трясёт, сгоняя пыль в кювет?
Нет, мест таких совсем немного,
А у иных – и вовсе нет…

РАЗГОВОР С БОНАПАРТОМ

Господин Бонапарт!
Обращаюсь к вам поздно:
До могил не доходят любые слова.
Вам светили во мгле
наши русские звёзды,
Но всегда за себя отвечала Москва.
Господин Бонапарт!
Пусть вас превозносили,
Я жалею глупцов
и врагов не боюсь,
Вы – глупец, Бонапарт,
коль пошли на Россию,
Вы – мой враг, Бонапарт,
раз шагнули на Русь!
Вот бы встретиться нам
в роковом поединке,
Я бы сам вас нашёл
на дорогах войны,
Я бы вам показал
все приёмы Ордынки,
И добил бы приёмом неглинской шпаны.
Господин Бонапарт!
Вы любили масштабы,
От перчатки моей отмахнулись бы вы,
Вас Всевышний увёл
по смоленским ухабам,
Только я не простил вам
сожжённой Москвы!

РУССКАЯ РУЛЕТКА

Мы лгать себе пытаемся нередко
И потому нам места нет в раю.
Не зря зовётся русскою рулетка,
Где Жизнь стоит у Смерти на краю.
Так повелось,
придумано не нами,
И тешит душу нам самообман,
Свою Судьбу мы выбираем сами,
Крутя с усмешкой чёрный барабан.
Кто более труслив –
играет в карты,
Мечтая о короне и дворце.
Мы, пленники безумного азарта,
Идём ва-банк с безумством на лице.
Тот водку пьёт,
тот совращает женщин,
И кажется, что козыри сданы,
И чудится, ни больше и не меньше,
Что Бога нет
и нету Сатаны
Не изменяя Родине и Вере,
Мы молча нажимаем на курок,
И Сатана следит за револьвером,
Но пулю-дуру убирает Бог…

СОНЕТ О «ДА» И «НЕТ»

Я сам себя ругаю и корю
За то, что уступаю иногда:
Где надо «нет» сказать, я говорю
Не очень-то уверенное «да».
И улыбаюсь лести дурака,
И ненавижу умного врага.
Где надо грубым быть, я – не грублю,
Где надо бы любить – я не люблю.
Как я несовершенен, Бог ты мой:
В который раз не передам привет,
Вновь не отвечу на вопрос прямой,
Не прогоню, а промолчу в ответ…
Неужто мне до самой гробовой
Доски придётся путать «да» и «нет»?

* * *
Стихи не должны быть злыми,
Неважно, какая пора:
Мы пишем стихи во имя,
Во имя победы Добра.
В твоей черновой тетради
И строчки не так светлы…
Мы пишем стихи не ради
Бессмертия и похвалы.
Кого-то согреем ими,
Кого-то спасём теплом,
Мы пишем стихи во имя
Победы Добра над Злом.
Хотелось бы быть мудрее,
Чтоб слушали нас «верхи».
Стихи должны быть добрее,
На то они и – стихи.
А то, что другой нет темы
И скучно сейчас творить,
Так это – твои проблемы,
Как стали у нас говорить!

* * *
Я болен одиночеством без вас –
Таков диагноз нового недуга:
Мне тяжело без истинного друга,
Которого со мною нет сейчас.
Я болен одиночеством. Все дни
Перемешались в голове отныне.
Без милых мне людей, как в карантине
Живу, не зная, как живут они.
Я болен одиночеством, поверь,
Болезнь сия порой неизлечима:
Мне жить невыносимо без любимой,
Которой рядом нет со мной теперь.
Я болен одиночеством – и тут
Бессильна мировая медицина,
Учёные не создали вакцину,
И с этой хворью многие живут
Из года в год, не ведая, отколь
Прилипла к ним тягучая зараза?
И друг мой, и любимая – ни разу
Не жаловались на такую боль.
Я болен одиночеством без них,
И трудно мне, и горько, и обидно,
Что моему «высочеству» не стыдно
Своей болезнью заражать других.

* * *

А сентябрь какой-то странный.
Не похож на сентябри.
Переводчица Иванна
«Давидзенья» — говорит.
«Давидзенья» — «до свиданья».
Так прощается родня.
Симпатичная Иванна
Грустно смотрит на меня.
И промолвила:
«В России
Мне по сердцу листопад.
Ты женат?» — меня спросила.
Я ответил:»Да. Женат».
«Ну, а дети есть?» — спросила.
Я сказал:»Конечно, есть».
Пошутил: «Четыре сына
И девчонок пять иль шесть».
«А жена твоя красива?»
Я ответил честно:»Да!»
А скучаешь ли? — спросила.
Я ответил: — Иногда.
Был иль не был в дивной Польше,
Смутно помню, по кускам.
Ты меня, Татьяна, больше
В эту Польшу не пускай.

ПАМЯТИ ПАВЛА МОРОЗОВА

На кладбище с охапкою цветов
К любимому и близкому поэту
В маршрутке душной еду этим летом,
Как будто выбираюсь из оков
Беспамятства, ознобной суеты.
Полны ограды лебеды-осоки.
Сегодня сорок дней, как умер ты
И я твои шепчу на память строки.
Сегодня сорок дней, как нет тебя,
С кем начиналось самое начало.
Стою, рукой косынку теребя,
И верю, что душой не одичала.
По Кракову, как в дальнем сентябре,
Опять дождём заплачет скоро осень.
На листопады озорно смотрел,
А было их всего-то сорок восемь…
Нам – не аукаться. Мы – не в лесу.
Восходит наша юность из тумана.
Я к новым судьбам строки донесу,
Как будто переводчица Иванна.

(Дина Немировская, июнь 2003)