Жизнь обкрадывает нас, медленно, отсекая от нашей сущности по кусочку. То, что в конце концов остаётся от нас, это уже некая новая субстанция.
Есть люди, не встретив которых, мы не стали бы теми, кем стали. С их уходом мы хороним и часть себя, и при этом едва ли не лучшую часть.
Для меня таким человеком был и навсегда останется Сергей Бендт, тот, с кем «отшлифовались, как песок и гранит, друг о дружку» на протяжении полутора десятка лет, тот, с кем вместе делили мысли и чувства, созвучные, сопредельные, тот, с кем вместе так любили и по мере сил и таланта воспевали родной город, в конце концов предавший нас, убив одного и изгнав другую.
Любовь сильней, когда она вдогонку, Издалека и вслед, Сродни осиротевшему ребёнку, Просящему монет. И для скитаний распахнувши разум, И над душой царя, За всё и мстит, и награждает разом с величием царя.
В стихах, написанных Сергеем в дни недолгой разлуки – прозрение разлуки предстоящей, более глобальной, никому неведомо насколько затянувшейся. Как истинный поэт, Бендт умел пророчить, иногда себе на беду. Кому-кому, а той, что пишет эти строки, глотая слёзы, поскольку главные раны не затянуть никаким временем, известно, что это он писал о том, что – за гранью:
Чем распишусь в получении Встреч, как пустыня, Разлук, ставших благом, Рук, поднимающих после подножки – Шеей подставленной, Постом ли, пиром? Мальчик-кладоискатель, Ответ где-то здесь, Между вдохом и выдохом. В зыби вонзайся холодные. Здесь не мешают шипенье и треск Факелов угасающих, Шмель, для булавки назначенный, Жалит и прочь улетает.
«О вы, которые уснули меж двадцатью и сорока…» - эти строки Леонида Мартынова написаны не о Сергее Бендте, которому было отмерено чуть больше – 48… Они – о поэтах всего мира, с которыми при жизни обошлись незаслуженно жестоко, а потом, когда их вдруг не стало, схватились за головы и запричитали в припадке запоздалой любви.
Глядя в телеэкран, где Эдвард Радзинский, рассказывая о гибели поэтов России, пытается постичь истинные причины преждевременного ухода Есенина, Маяковского, Гумилёва, где помимо революционных безумствований, несомненно, кроются мотивы личностные, отчётливо осознаю: поэтов губит безоружность перед пошлостью, подлостью, бездуховностью.
Незащищённость, недовостребованность, трактуемые в милицейских протоколах и выписках из журналов судмедэкспертизы как несчастные случаи, уносят из жизни тех, без кого эта жизнь становится тусклой и блёклой.
В ШАГЕ ОТ…
Мы не знаем, что сбудется с нами, Ведь сегодняшнее – не навек. В промежутках меж нашими снами Повстречается наш человек.
Принесёт он и радость, и муку, Благодать, удивленье и грех, Потеснит он унынье и скуку И один он заменит нам всех.
Созиданье он и разрушенье. Видно, писано так на роду. Ветер он в паруса и ошейник, Он предаст и отгонит беду.
Время мчит и влечётся лениво. Ждать умей и получишь ты весть Через горы, моря, рощи, нивы, Что спешит он к тебе, что он есть. 24.01.2006 г.
В этих строках, написанных действительно «В ШАГЕ ОТ…» нелепой, неоправданно жестокой гибели, чуть больше, чем за год до роковой проклятой даты 15 марта 2007-го, надежда на будущее с близким и понимающим другом. Но, увы, самые верные и преданные из нас, не в силах отогнать того, что предрекаемо-писано на роду…
Ношусь петухом С головою отрубленной, Твердь кровью рося…
У поэта после физической смерти есть шанс выжить. В опубликованных произведениях. Собственно, для этого и пишу я так трудно дающиеся воспоминания об одном из самых главных людей своей жизни. Возможно, прочитав стихи и хоаку Сергея (а ведь есть ещё и проза, и публицистика), кое-кто посмотрит на мир не столь пуританским взором?
ПОСЛЕДНИЙ ГОД ДЖЕКА
Моя вечерняя заря, Поглядывая на часы, Ждёт момента получше, Чтобы откланяться. Что-либо, что-нибудь, что-то Останется Памятью пастуха О загнанном любимом коне, Кустом, уцелевшим при пожаре (Спасибо ветру, Что дул не в его сторону). Крепко-накрепко, строго-настрого Я уяснил, что Все наши близкие – убийцы Либо нашего времени, Либо нашей веры. Прочие – самоубийцы, Убивающие себя Всем, что ни есть хорошего Или плохого. Мне неведомо, Как замерзать одному в степи, Но я убедился, что Два подлеца или лодыря вместе Легче оправдают Свою подлость или лень, Чем поодиночке. Ещё я знаю, Что нашим достижениям Мы обязаны прошлым обидам, А рана под повязкой Болит так же, Как и без неё.
Сергей Николаевич Бендт родился в Астрахани 2 июня 1958 года. С раннего детства отличался любознательностью и помногу читал. Учился в средней школе № 10, которая в начале его обучения, до 1970 года, располагалась в здании консерватории, увлекался шахматами, иностранными языками, часто посещал астраханские театры. Любовь к актёрскому мастерству привела Сергея на театральное отделение астраханского музыкального училища, хотя поначалу юноша пытался освоить профессию каменщика, а чуть позже поступил в рыбный техникум, который, впрочем, вскоре оставил.
Красивый, пластичный, талантливый юноша совмещал обучение с работой монтировщиком и осветителем сцены в театре юного зрителя, а затем и в драматическом театре. На одном из просмотров он вместе с партнёршей по сцене Мариной Богдановой был замечен одним из столичных режиссёров, и пара молодых актёров вскоре была переведена в Ашхабадскую театральную студию, одну из лучших во второй половине семидесятых.
Своим формированием, как говорил он сам, Сергей во многом был обязан таким режиссёрам, как Р.Хамдамов, Е.Гасин, причём не только в плане актёрского становления, а прежде всего воспитанием личности. Тогда же, в годы обучения в Средней Азии, С. Бендт начинает писать и публиковать стихи.
АЗИЯ
Здесь жизнь неспешна и недорога. Слова – изюминами в тесте. Жара влечёт потери в весе, И на мечети острые рога О голубой наждак небесный Оттачивает полумесяц. И кажется, что молод ты. Почти. Час утренний о дне хлопочет, А вечер делает для ночи Всё, чтобы завтра утра час почтил И запах из корзин и бочек, И в праздничной программе прочерк.
По счастью, сохранилась видеозапись, где Сергей Бендт профессионально, по-актёрски, исполняет эти стихи.
Сергей Бендт долго отсутствовал в родном городе. За эти годы он играл в театрах Ферганы и Ашхабада, Смоленска и Димитровграда, Балашова и Балакова,Сарапула и Златоуста. Затем играл в астраханских театрах – театре кукол и драматическом. Одними из лучших сыгранных ролей сам он считал роли Синдбада-Морехода в одноимённой сказке, Швабрина в пушкинской «Капитанской дочке» и Гуревича (Венедикт Ерофеев «Вальпургиева ночь, или шаги Командора»).
Театр дал Сергею многое. Помимо сценического исполнения, он участвовал в радио- и моноспектаклях. Особенно удавалась С.Бендту декламация стихов поэтов фронтового поколения, за что он неоднократно получал поощрения.
Возможно, именно тогда, в период от двадцати до тридцати лет, в молодом человеке сформировалась настоящая гражданская позиция, несколько позже вылившаяся в строки истинно значимой настоящей поэзии:
ВЕТЕРАН
Что я видел хорошего, кроме войны? Униженья, поборы, да страх ежечасный. Лишь «сучка» наглотавшись, мы были вольны Обо всём, что придётся, натачивать лясы. Маялка у ворот, керосиновый чад, Крики: «Стёкла вставлять!» и галдящие бабы Выясняют, кто слямзил с верёвки наряд, Не сказать, чтобы новый, отсохла рука бы. Пустыри, жизнь в бараках, да лагерный мат, Роды при переездах, рубли до зарплаты, И не жду я повестки в райвоенкомат, Собираюсь. Мать ставит на брюках заплаты. Ох, царица небесная, матушка-мать! Была крепкой броня, были быстрыми танки, И столицы нежданных гостей принимать Как убийцы умели и как куртизанки. Что увидел вернувшись? Обманутых жён, Не дождавшихся близких и нищих в медалях, И людей, не привыкших переть на рожон, Тех, кто сдал и кого почему-то не сдали. Будьте здравы, любившие в гиблом огне, Без войны не сумевшие б стать человеком. Славься, смертью оплаченный праведный гнев, Майский праздник, как гордость живым и калекам.
Как сказано С.Бендтом в предисловии к единственной на сей день изданной отдельной авторской книге лирики под название «НО…» (Астрахань, 1997), «первый раздел сборника – дань русской поэзии, второй – мира, третий – японской.
Почему «Но…»? Мы говорим: «Всё хорошо, но…» или «Всё плохо, но…» Нет гармонии без конфликта. Оптимизма желает читателю эта книга и её автор.
О себе. Не был. Не состоял. Не участвовал. Не жалею. Не зову. Не плачу. Читайте и перечитывайте.
С.Б.»
Выходили многочисленные альманахи, было множество журнальных публикаций, была и книга на четверых поэтов, куда вошёл венок сонетов Сергея «Своей дорогой», однако по сей день кроме чёрно-белой тоненькой брошюрки не вышло самостоятельного издания этого талантливого автора, после гибели которого миновало шесть лет.
Бендт любил экспериментровать со словом. В год двухсотлетия А.С.Пушкина, задумавшись над тем, а не посещал ли гений русской словесности нашу Астрахань, Сергей написал такое своеобразное произведение, как бы в тему продолжений путешествий Евгения Онегина:
ПИСЬМО ТУМАНСКОМУ ИЗ АСТРАХАНИ
«Онегин едет в Астрахань, а оттуда на Кавказ». (отрывки из путешествия Онегина)
I
Предметы детских поклонений, Вояжи лечат, обновив Вотще растраченный порыв В песке увязший угрызений. Корсет условий этикета Мне опротивел, и изъяв Себя из света, из забав, Из оскорбительных запретов Я, ваш дуэльный забияка, От вас презреньем отделён Средь равнодушия племён. Так плевел отделён от злака. В столичной жизни предыдущей Я зачерствел и постным стал, А здесь с улыбкой стар и мал И воздух здесь от зноя гуще. А здесь навыкате глаза От непрестанного броженья И в полдень здесь почти нет тени, В поту здесь лица, как в слезах. Спасибо, возчик подкатил С мальчишкой чёрным на запятках, Как видно сразу, малый хваткий, Мальчишка денежку спросил. Хотя по виду папуас, А на щеке эмблема оспы, В колтуне вшивом сбились космы, По-русски молвил: «Дай на квас!»
II
На гулких мостовых булыжных Изделие пустынь – верблюд Никак не удивляет люд В воздействиях на мир подвижных. Клинками взрезаны каналов В соединенье острова Мостов больших, мосточков малых В гармонию, как в гимн, слова. Плывут хоругвями по небу Изнеженные облака – Божественного молока К безбожному придача хлебу. Мяучат чайки над рекой Над пиками мачт чужеземных. Снов детских, лёгких, незабвенных Пронзительнее сей покой. А женщины! Они превыше Тех изваяний, тяготеть К коим привык. И рад, заметь, Что этих слов они не слышат.
III
За сим кончаю. В самый раз К своим цепям добавить звенья Беспечного самозабвенья И ехать дальше, на Кавказ. А то тяжелее станет крест, Тоска утраты вдруг нахлынет, Как запах выжженной полыни, Аборигена этих мест.
Имя поэта Сергея Бендта при жизни стало известно в Германии и США. Неоднократно литературно-художественный общественно-политический альманах «Моргенштерн» публиковал его стихи, хоаку и прозу. В «Моргенштерне» имя Бендта стоит наряду с именами классиков немецкой литературы.
Стихи С.Бендта были опубликованы в сборнике «Глагол», изданном совместно Российским Домом народного творчества и журналом «Юность». В 1995 году Сергей стал победителем конкурса одного стихотворения журнала «Смена», в 1998 – победителем конкурса частушек. Неоднократно занимал призовые места в конкурсах верлибра и японской поэзии. Судите сами, хоаку и танку Бендта достойны похвал:
Прямо на шраме От руки безыскусной Старый товарищ Сделал наколку: Дракон Красноглазый и с жалом.
* * *
Со свадьбы чужой: "Как была молода я!" Старуха поёт.
* * *
Старому платью, Что в шкафу пожелтело Свадьба приснилась.
* * *
Казарму спасла, Разбудив часового, Капля дождя.
Ощущая постоянную связь с тем, кого так безжалостно вырвало из жизни злющее время, обращаюсь к читателям вместе с поэтом и артистом Сергеем Бендтом, талантливым и мудрым человеком, от которого на Земле, уж поверьте, остались не только стихи, проза и сыгранные роли. Человек жив, пока жива любовь к нему. Поэт жив, пока его читают.
Ты осталась не в прошлом моём, А в своём настоящем, Потому что найдётся всегда что-нибудь, Что мешает нам петь, коль поём. И хоть ждём, что вот-вот и друг друга обрящем, Разлучает, помедлив чуть-чуть.
После разлива вернётся река в своё ложе, Ветер растреплет деревья, останки присыпав снежком, Дни замелькают, на лёт к жарким странам похожи, То, что расстроит сегодня, потом обнадёжит, Вместо беседы вина друг старинный предложит и откровенным до дна будет тот, кто почти незнаком.
Снята икона и стенка казнит пустотою. Есть смысл хоть в чём-то? Кричу в эту синь, В бирюзо-лазурные эти покои: «Не забывай, если я для тебя что-то стою. Память твоя да вместит берега и обои. Помни меня, помни меня, помни. Аминь».
|