гвоздики маток пчелиных жалят терновник и выю, пуританское чрево небес не разверзнуть в истоме, в акте сожжения участвует капельный схимник;
повесилось облачко на юбочке ножкой и никотинный, фужерчик пыльный испив нафталина и мольной малины, ведра не хватило на благородную лошадь с павлином;
сундучок надтреснут гвоздями и воем альковным, стуком старинным повесилась мокрая дыба на плечи, синьор разомлел под Колхидный набат колокольный;
Лета, ах, Лета, обмелевшая до дна, дотла, до мыла, приставил монокль - следы от когтей, зубов и рапиры, синьор пистолетный мой и отвагой ружейный блюдёт;
шерсть караулит на фьёрдах и кручах и клячах Луны, в сюртук облачен марионеточным Полишинелем противным, надменный бровями густыми и взглядом зорким орлиным;
под ложечкой мышьяка тайком к ней спешу в камуфляже, авось раззадорится милой стрельбой по красным летам, и бросится в омут колодца без грима и гладкого крема,
а там домовой, молоточки симфоний, кларнета и клавесина, там сказочный берег Буяна и погреб, и форт ловеласа, веревка и жгут для хрупких девичьих плечей и запястий;
тонкие токи и лавы в ушные лавины слезами причастий, ломкие нежные руки в браслетах покорных бортам и бокам, ловкие ковкие губы до самозабвенья креольских забавных;
там птички и рыбки опочили в трепете нежном и дивном, там с ключиком ходит по жердочке и поёт Кот в сапогах, птенцы торчат из кармана и выпадают на грудь младенцы,
кричат пресловуто, кусают, плюются, клюются и плачут, там барышни в ажурных мантильях строго гуляют низами, кусают гранат и зубками красными рот умиляют степенно;
треченто на пояс колонн ниспадает шумами рабских галер, шпалеры садов распахнуты диадемами куртуазных цветами садов, фонтанов, брусчатки и лубочный портик кладовки;
фриза для колец, и белых костей изнеженно женских, и трубочка в пальчик - валторной прискорбной присоской, на блажь соловья ответит прелюдией бурной тотчас;
овацией домотканой как шерстяное трико и балет, шапито, прошествует мимо затейливых пассов утробных и смелых, гоготуньи прелестной вгнездится мимозою в розовый рот;
глазам не поверя вернется к груди и шейке лебяжьей, брошью взгляда набросившись на декольте и браваду, мамзель серебрится как вымпел безумнейшей страсти,
синьор побелел от припадка и заревом лепным кадриль, монокль роняет, бежит за лошадьми и падает в лужу, его приголубит мантилья и пармезан меж пышных грудей;
карточный домик над склепом трясется в падучей, блошиный концерт иглой гуляет по диску тарелки, и яства слезой истекают в медовом аспидном напитке;
тьма тьмуща и гложет фиал бересклета подлый сверчок, налижется вдоволь под крылышком музы хворнет ненароком, на завтра расставив таланты по полочкам книжного шкафа,
мсьё пилигрим к ним в гости придет гаванской сигарой, маркиза из Рюмочной с арбузными косточками налегке, в телогрейке Пикассо вспорхнет с сундучка и опочит;
там в снах и улыбках гуляют сатиры, фруктовый салат, поедает алхимиков братья, до истин и прожорливой комы, горлом и плотью в несбыточных поисках смысла и камня;
синьор мой любезный, столь падкий до речи капризов, к нам поспеши на бретельках карет осоловелой любви, расправь могучие плечи - понянчить ребёнка спеши!!! ____________________________________________________
мое почтение незабвенному Готфриду Груфту де Кадавру ____________________________________________________
|