Об этой истории, связанной с домом семьи Хлебниковых, я впервые прочла в рубрике "Истории и тайны" давно почившей в бозе астраханской газете «ВДВ» за номером №3/24.01.2001 года и тут же начала разыскивать её автора. Близко знакомая с Сашей Щербой и прочими лицами, упоминаемыми в статье, было удивлена и огорчена тем, что никакого Геннадия Здановича обнаружить некоторое время не удавалось. Ну не могла я не знать того, кто был знаком с братьями Щербами и так вспоминал одного из них! Просто не могла, поскольку постоянно была вокруг да около. В один прекрасный день в салоне дамской парикмахерской, столкнувшись носом к носу с Элиной Рожковой, выяснилось, что это - её творческий псевдоним. По этой причине я и решила поведать эту рассказанную Здановичем-Рожковой почти мистическую историю читателям портала "Изба-читальня":
"История этого дома оставлена мне в наследство Сашей Щербой.
Ныне дом на Большой Демидовской известен всей образованной России. Сотни людей приезжают в наш славный город, чтобы воочию увидеть музей «Первого Председателя Земного Шара».
Но пятнадцать лет назад (речь идёт о начале 1985 года – Д.Н.) всё только начиналось. Громкая идея уникального музея была утверждена во всех верхних инстанциях, но при жизни давала сбои… Первых денег хватило лишь на то, чтобы заботливо вывезти упиравшуюся старую жиличку из мемориальной квартиры в новый благоустроенный дом где-то посреди астраханской девственной степи.
С этого момента пять полупустых комнат с брошенной старой мебелью получают официальный статус музея. Заново обживали это пространство сторожа – Володя Горжалцан и Саша Щерба (добавлю от себя – ещё Аркадий Щерба и Сергей Потапов – Д.Н.). Ребята переселились в квартиру, считая её собственностью: по правде говоря, она тогда действительно была никому не нужна, кроме них. Двери полу-музея никогда не закрывались. В гости к сторожам приходила вся местная неформальная богема. Устраивались долгие чаепития, портвейнопития и, конечно же, все они были невольно обращены к Хлебникову. Каждый пытался вслух проговорить свой образ поэта. И все эти откровения памятны до сих пор, но однажды случилось нечто большее, чем просто слова…
В одну из ночей мы задержались в гостеприимном доме. Было далеко за полночь, когда мы с приятельницей наконец решили уходить, и вдруг милый Щерба буквально взмолился не оставлять его в эту ночь одного, при этом виновато добавив: «Ведь до рассвета осталось совсем немного…»
В последнее время я замечал, что Саша сильно сдал. Стал раздражительнее, похудел, словно что-то тайное терзало его душу. Щерба был известен в своём кругу как писатель-мистик. Очень часто он подвергался приступам мучительной тоски, о которых все мы знали, но это состояние было какое-то особое, новое для него.
- Саша, ты болен? Что с тобой?
- Нет. Просто сегодня я не выдержу общения с ним.
- С кем?
- С Велимиром.
Пауза… Потом с ложным восторгом, хором с приятельницей:
- Ну, это же здорово, ты видишь живого Велимира!!!
- Да, наверное, всё это было бы хорошо, но он плачет… Он разрывает мне сердце… Я не понимаю одного: почему именно в этом доме, где ему было так плохо, им взбрело в голову устраивать музей?
- Послушай, ну почему плохо? Здесь жила его семья.
- Странная семья. Они мучили его, не понимали, стыдились… Он же бродяга, почти как бомж… Они его закрывали на ключ, не выпускали на улицу, еду давали через оконце, как в тюрьме… Я уйду из этого дома, иначе сойду с ума, и уже по-настоящему… Это так страшно, когда он плачет… Худой, весь какой-то вытянутый, и глаза большие, полубезумные, и пальцы тонкие, нервные…
Саша Щерба был красив. Таких глаз я уже потом не видел ни у кого: почти чёрные, очень блестящие, излучающие мощный магнетизм, и голос у него был особый: тихий, с придыханием, словно вечно о чём-то скорбящий. И вот смотришь в эти великолепные библейские глаза, слушаешь проникновенный голос и веришь всему безоговорочно, то есть всё, что говорит Щерба, - правда. Самая большая, самая правдивая правда на земле!
В ту ночь мы просидели с ним до утра. В следующие дни я был занят, а когда вновь пришёл в музей, меня встретил печальный Горжалцан и сказал, что Щерба в больнице. В отделение к Саше меня не пустили…
А через день я вынужден был уехать из города. Вернувшись какое-то время спустя, я узнал, что и Горжалцан, и братья Щербы эмигрировали в Израиль.
Странное чувство возникло у меня к старому дому после того ночного разговора. Щерба словно отравил мою душу нелюбовью к этим столетним купеческим стенам. Пропал и восторг, и нежность, а взамен – неприятная настороженность и гнетущее чувство тоски.
В музее я продолжал бывать довольно часто и уже по долгу службы. Был в моей жизни даже период, когда я безуспешно пытался там проводить экскурсии… Но стоило мне только увидеть лицо очередного радостно-ощеренного музейного толпянина, жаждущего послушать карамельную историю о замечательной жизни гениального поэта в нежном семейном кругу, как меня начинала колотить нервная дрожь… И мне хотелось, как юродивому, броситься на колени и надрывно, криком причитать о бесприютном скитальце и мученике, чья душа по сей день не обрела покоя"…
Добавлю, что на страницах портала размещён роман "Портрет Велимира" авторов Ефима и Александра Щерб, не менее интересно и подробно описывающего странности нынешнего музея в пору становления оного: https://www.chitalnya.ru/work/1364460/
Ссылка на авторскую страницу упомянутого в очерке Александра Щербы - https://www.chitalnya.ru/users/sashok/
|
