Волк
В первой клетке на полу Чутко дремлет волк в углу. Удручающе худой, С крупной гордой головой. Чуть подрагивают лапы, Он во сне бежит куда-то. Может, лося загоняет Со своей родною стаей. Иногда глаза откроет, А в них скрыто столько боли. В сказке, помнится, любой Волк всегда голодный, злой. Добрый лишь в одной, наверное, В той, где он украл царевну. Он тогда нёс службу рьяно У царевича Ивана. Я смотрю на волка снова – Ничего в нём нет такого. Да и выглядит, однако, Как обычная собака.
Бурый медведь Здесь живёт хозяин леса, Богатырь с солидным весом. Битый час стоят тут дети, Ждут, когда он их заметит. Только наш хозяин леса Никакого интереса К ним вообще не проявляет, А стоит как пень, вздыхает. Иногда пройдёт вдоль клетки, Что бывает очень редко. Взгляд тоскливый, шерсть скаталась, Ничего в нём не осталось От лесного великана, Что палящим летом рано Рыбу сам ловил когда-то У речного переката, На лету старался сцапать Свой трофей когтистой лапой. Как факир, всё делал ловко Со смекалкой и сноровкой. Сам упитанный и чистый, В шубе гладкой, шелковистой. Таким зрелищем, признаться, Не устанешь любоваться. Все медведи – тугодумы И свирепы и угрюмы. Это мнение расхожее. Да, медведь, конечно, может Быть свирепым и нещадным, Лютым, даже кровожадным. Но ему есть оправдание – Это способ выживания. Он всегда и где угодно Нападает лишь голодным. В сказках всех его собрат Неуклюж и простоват – «Безобидный простофиля!» Но его всегда любили. Называли не иначе Как «Михайло» и «Потапыч». Тигр В полосатой рыжей шкуре Ходит взад-вперёд понуро Тигр со впалыми боками, Грустный, с жёлтыми клыками. Смотрит вяло, равнодушно. В клетке ему просто скучно. Он и сам, возможно, знает, Что лишь жалость вызывает. Всё пытается понять, Как смогли его поймать И засунуть в клетку эту? У него ответа нету. Ведь не мог он знать, бесспорно; Что есть пули со снотворным. У себя в тайге великой Безраздельным был владыкой. Где оно, лесов раздолье? Разве можно жить в неволе? Может быть, звучит банально, Тигр, зверь просто уникальный. Из кошачьих всех, заметьте, Самый крупный зверь на свете. Обладает совершенным Обонянием, слухом, зрением. Тело их упруго, гибко, А оскал их как улыбка. Это высший класс породы, Так сказать, венец природы. Если конкурсы бы были, Тигры титул получили От «звериного агентства»: «Мисс и мистер Совершенство». Тигр у всех нас, без сомнения, Вызывает восхищение. А вот в мифах на Востоке Он безжалостный, жестокий. Зверя нет страшней и хуже, Он несёт смертельный ужас. Лев Лев – зверь гордый и свободный, Смелый, сильный, благородный. Царь зверей, такое звание – Знак всеобщего признания. Он в саванне, крае диком Со своим ужасным рыком Повергал в невольный трепет Всех, кто только слышал это. Там раздолье для охоты: Зебры, серны, антилопы. Их выслеживать не надо, Все они пасутся рядом. Только тут как повезёт: «Видит око, зуб неймёт» И нередко так бывает, Что добыча ускользает. Каждый день под солнцем жарким Лев «играет в догонялки». Но когда спокойным шагом Лев проходит перед стадом,, Значит, он сегодня сыт И опасность не грозит. Взаперти успев побыть, Лев утратил свою прыть. Ходит весь какой-то сонный, Безразличный, изнурённый. Грива спутанная вся И усталые глаза. Лишь рычит как подобает, Этим всех и привлекает. В Африке теперь бы он Был бы точно обречён.
Белые медведи Всех свободней у соседей – Белых северных медведей: Огороженный вольер, Хоть и скромный интерьер. Очень важно и другое, То, что здесь их всё же двое. Есть ещё бассейн с водой – Он спасает в летний зной. Правда, тут одно смущает: Никто воду не меняет. Каждый был в той жизни прежней Властелин просторов снежных. Лишь во сне теперь верней Океан, и снег, и лёд. Как он в шубе белоснежной К полынье шагал прибрежной, Как бросался в воду сверху И охотился на нерпу. Там знакома вся округа, Здесь не узнают друг друга. Цвет стал просто неприличным – Ржавым, чуть ли не кирпичным. Так медведи, может статься, Скоро в бурых превратятся. Верблюд Над оградой высясь гордо, Здесь стоит верблюд двугорбый И со жвачкой непременной Смотрит свысока, надменно. Никакого в нём надлома, Чувствует себя как дома. Здесь уютней и спокойней, Чем в песках пустыни знойной. И питание отменное, Есть всегда вода и сено. Да ему и в самом деле Там колючки надоели. Развлекается нередко, - Он плюётся очень метко. Создаётся впечатление, Что смеётся он над всеми. Жираф За высокою оградой Зверь-загадка, зверь-шарада. Он – восьмое чудо света, Он как гость с другой планеты. Дети, у ограды встав, Смотрят, головы задрав, И, конечно, удивляются: Ноги с шеей не кончаются. Рост всех просто поражает. Нет, такого не бывает И не верится: ну , надо же, - Выше дома двухэтажного! Шея как стрела у крана, Можно рвать легко бананы. Когда в Африке встречали, Звери недоумевали, Правда вслух спросить не смея: - Где он взял такую шею? – И про ноги намекнули, Мол, не ноги, а ходули. Да, жираф наш нетипичен, Но всем очень симпатичен. В ярких пятнах вся рубашка И забавная мордашка. А глаза на наши лица Смотрят с детским любопытством. Он и лёгок и пластичен, Быстр, изящен, динамичен. Да и рожки, наконец, Словно царственный венец. Рост, бесспорно, помогает – Горизонты расширяет. Только всё-таки бывает, Что, порою, и мешает. Даже, чтоб в ручье напиться, Мало просто наклониться. Чтобы это удалось, Должен ставить ноги врозь. И бросать ему в ограду Фрукты, овощи не надо. Трудно их с земли поднять, Это все должны понять. Вы их кверху поднимите И жирафа угостите. И совсем не надо трусить, Никого он не укусит. Слон Слон-гигант, бесспорно, редкий Не нашлось ему тут клетки. Думаете, слон на воле И пасётся в чистом поле? Нет, слона не позабыли И его отгородили Здесь барьером многотонным Из железа и бетона. Серый слон на сером фоне Словно тоже из бетона. Как тут быть и где же выход? Слон не ест, вздыхает тихо. Всё немило, всё постыло, На щеке слеза застыла. Он стоит как в землю врос, А в глазах немой вопрос: - Ну, за что же мне такое? Что я сделал вам плохого? Не замечен, вроде, в драках, Не буян, не забияка. Я не хищник, не злодей, Я всегда любил детей. Я бы с ними в мяч играл, На спине бы их катал. Дайте мне тележку с бочкой, Буду поливать цветочки. Орангутаны Здесь, в высокой самой клетке, Разместились наши предки. Их, орангутангов, двое, В центре – дерево сухое. Он – с печальными глазами, Мощной грудью и плечами, Она – маленький бесёнок, Непоседливый ребёнок – На суку уселись крепком. Он, рукой держась за ветку, Другой обнял осторожно Дорогушу рыже огненную. А она в комочек сжалась И доверчиво прижалась. В нём она души не чает. Он её не обижает И другим не даст в обиду, Это ясно и по виду. Ведь вокруг ей всё чужое, Всё враждебное и злое. За неё он здесь в ответе. Двое их на целом свете. Это не в Калимантане, Где они довольно рано Просыпались каждым утром На ветвях в гнезде уютном. Он спешил при этом бросить Прямо ей в постель кокосы. И, конечно, жизнь такая Теперь кажется им раем. До чего же мы похожи, Прямо как мороз по коже. Пусть они чуть диковаты, Но они и мы – приматы. Ощущают боль и холод, Страх, тоску, обиду, голод. Пусть не обладают речью, Они, может, человечней И, по-своему, добрей Даже многих нас, людей. Больше я стерпеть не смог. Там ещё был носорог, Кенгуру и бегемоты, Дикобразы и еноты. Рыси, барс и леопарды, Ягуары и гепарды. Грифы, коршуны, орланы. Тьма рептилий знойных стран: Змей, удавов, игуан. Только так уж получилось, Встречи с ними не случилось. Я решил уйти скорей, Было больно за зверей. Всем им тут живётся худо, Кроме, разве что, верблюда. Но я знал, уйдя отсюда, Глаз звериных не забуду. В них не злоба и не ярость – Безысходность и усталость. Жалко наших меньших братьев, Не хотим мы понимать их. Отчего же мы такие – Равнодушные, сухие? За людей мне было стыдно, За зверей вдвойне обидно. Как помочь несчастным этим, Ведь они совсем как дети? Мне хотелось, я не скрою, Выпустить зверей на волю. Все они мне стали ближе. Но на воле им не выжить. Я сюда вернусь, я знаю И увидеть здесь мечтаю Не решётки и барьеры, А просторные вольеры. Только тех, кто стал мне ближе, Я здесь не увижу.
Посвящается строительству нового зоопарка в г. Перми
|