Февраль. Пурга. За снежной круговертью
без устали безумствовала тьма
Как дьяволица в страхе перед смертью,
слепая вовсе спятила с ума.
Рыдала в соснах, обжигала вьюгой,
сбивала с ног, с дыхания, с пути.
Тьма, как явленье адового круга –
ни разомкнуть, ни дух перевести.
И каждый шаг всё тяжелей и реже.
Остановись – и не сыскать вовек.
Казалось – вечный холод неизбежен,
Как неизбывен этот мрак и снег.
Ни рук, ни глаз, ни голоса, ни тени.
Дыханье божье – за поводыря.
Пред ним уже не раз свои колени
я преклонял, за всё благодаря…
А тьма сползала в мутные чащобы –
в их дальний шабаш. Робкий предрассвет
означил вдруг зыбучие сугробы
и сотворялись снова свет и цвет.
И всё острей желанье обогреться,
там, где любовь – не слово в полкрыла,
где ни на миг не остывает сердце
от недостатка этого тепла!
Знакомая часовенка... Осины
о чём-то зашептались за спиной...
Светлеющей, завьюженной равнины
усталый лик предстал передо мной.
А где-то там, у зреющего края,
мерцающие призраки жилья,
с которым, как с родным, не уставая
душа перекликается моя!..
Из ваты ноги ... Плечи – лёд и камень ...
Уже без сил и слепнущий от слёз,
я улыбался, будто сдал экзамен,
свой самый трудный одолев вопрос.
Вздохнул рассвет... За заметью и стынью –
дымок над крышей, тёплый блик в окне.
Там сени пахнут хлебом и полынью.
Там ждут меня. Там знают обо мне.
|
