Старуха выпрямляет чёрный горб, скрипит атлас, натянутый на кости, и семенящий шаг за поворот перетекает в царственную поступь.
Прошла и обернулась в полутьме венецианкой в чёрной коломбине с внезапным острым именем, как смерть, что на любовь похоже на латыни.
Два бражника под веки фонарей летят, очнувшись от анабиоза. Скульптуры в красном сумраке аллей меняют выражение и позу.
С костей кленовых содрана листва, на мрамор плеч струится ржавой кровью. И покатилась эха голова… Откуда крик? Пустой, потусторонний.
Но ветер, словно вежливый палач, её накрыл туманной простынёю. И мой зрачок, прокуренный дотла, погас и подозрительно спокоен.
|