Размером ягоды различно подрастая, свисала на одном кусте клубника, томительно округло поспевая, сплетаясь всходами от мала до велика. Одни явились взору с обладанием величины как облика кудряво, другие вызревали лишь названием, росточками проросшими плюгаво. «Сестра моя, ты будто бы совсем больна?!» – одной вторая говорит: «Уж разве этак зреют?! Ах, как ты вяла и бледна, и нет румянца, пресный вид!» Назойливо лукаво извиваясь, язвительным злословьям предалась горбинкою о стебель опираясь, так сок в избытке напилась: «Мне помнится, прелестный был цветок – отточенность созревшей нормы, но время шло, поник и вот – заморыш неказистой формы!» Откликнувшись, сестрица отвечает, что о бесплодном не вздыхают: «Напрасный шум угомони быть может плесень где-то рядом, ведь от бессмысленной тоски, окинь-ка лучше облик взглядом. На грядке жизни все равны и не в размерах вовсе дело, твой вид красивый, но внутри раскраску точит сырость тела. Прекрасный вкус всегда в чести! Не надрывайся, брось родная, в том крепче проку – дух храни, ведь я сладка, а ты – гнилая!»
Так водится извечно как надежда пригожий вид со счастьем обручен, затем что судят все по нем, а кто не щеголь тот невежда, он натуральный – «Mauvais ton». Порою, поза восполняет естество чтобы дрянное не внушала ревность и за собою не привиделось ничто в приязни отравившей внешность. Иным достоинствам важнее обаяние, чем небыль бесконечных кастингов терзания.
|