малахитовая шкатулка

*То в амбаре мыши крадут зерно,
То лишает ветер тепла и крова...
У окна не спросишь, зачем темно?
У судьбы не спросишь, зачем сурова?*


МУРЁНКИНО РАЗУМЕНИЕ



У Мурёны ухо, что рваный клок,
крысоловка, два-три кило отваги,
прогнала их с подпола, отлегло,
и бочком под тёплую шерсть собаки.

Кокованя Векшу прибрал в семью,
кобыздох, блохаст, и порой, несносен,
но не выгнал – эва, со зла побьют,
да, ужо завьюжило, даром – осень.

Тут, за Камнем, так – не моги зевать,
только лист упал, а на утро – мухи,
и до края леса – зима, зима,
отморозишь лапы, а пуще – ухи.

Потому, держусь за домашний быт,
побродяжу в осень и снова в избу,
свет плеснёт в оконышко голубым,
сплю в пол глаза, так и маленько высплюсь.

Не кошачье дело – людей судить,
отличаю запахи – мой или так – сторонний,
а в трубе сегодня зима гудит,
видно леший плачет, кого хоронит.

<…>

МЕДНОЙ ГОРЫ ХОЗЯЙКА



Подарёна ходит вокруг горы,
всё вокруг, да около, вот, дурёха,
здесь Данила схрон, словно крот изрыл,
где девчонке справиться – неумёхой.

Засмеюсь – и эхо уронит пыль,
рудокопы знали, когда я в злости,
поспешала бы вон, до своей избы,
не ревную, ровня ли… дед пусть ростит.

А Данилу выпущу из горы,
стал цветком погибельным одержимый,
очарованным до поры,
что мне радости, коль, не живым?

В гиблых штольнях что ли
смертного залюбить? –
я же помню, тоже была девчонкой,
яхонт – губы, глаза – змеевик
и послушная ветру чёлка.

Да забрали в юности в Царь-гору,
в очи впрыснули зельем гордынь-отраву,
там, где сказы слушает Бел-горюн,
я теперь одна собираю травы.

А каменья, что мне они у ног…
рудознатцам выдам к пустой породе,
мне бы свить из донника свой венок
и ожить приветной в своём народе.

Подарёна что ж, не к годам мудра,
хризолитом глаз на тепло сманила,
ей олешек вытопал серебра,
да и я обиды давно забыла.

ПОДАРЁНА



У окна не спросишь, зачем темно? –
это ночь большая тулуп одела,
и Васюткино озеро стало белым,
и Синюшкин колодец выслюдился чудно.
Стужа ходит, ловит людей за пятки,
а пимишки, сколько их ни чини…
ветродуйку-то можно верёвкой свить,
а обувке деда поставит латки.
-Тсс, Мурёна… лучше теперь никшни,
чай, не март,
мышкуй под амбаром тихо,
малахай Кокованин возьму на выход,
ты меня не выдай, к утру в избушке жди.

Я до леса только и вмиг – обратно,
разыщу свой камешек, и в тепло,
эвон, стёжки-то замело,
отыскать тропу в снегопаде надо.
На Заводе вызнают, засмеют –
камни ведать –
дело совсем мужское,
а возьмёшь не тот – поживай с тоскою,
превратишься в ящерку иль в змею.
Я хозяйкой буду, когда-нибудь,
только папоры вызнаю на Ивана
среди разной объеди и дурмана
до судьбы своей проторяя путь.

У окна не спросишь, зачем темно? –
это ночь большая тулуп одела,
по подворью нашему всё хрустела,
чтобы сказа вызнать веретено.
Знает тайну камня Данила-мастер,
только ты ему обо мне – ни-ни! –
я иду по делу важному, не за ним,
а ему пусть будет с Хозяйкой счастье.

«…»

*Вихрем снег под окном клубится,
темень тьмущая ходит по зимней рани,
прячет дар от серебряного копытца
под подол, чтоб лешие не украли*

____________________________
*строчки в прологе – Полина Закс
** строки эпилога – Наталья Arka