ОБЩЕЛИТ.РУ СТИХИ
Международная русскоязычная литературная сеть: поэзия, проза, критика, литературоведение.
Поиск    автора |   текст
Авторы Все стихи Отзывы на стихи ЛитФорум Аудиокниги Конкурсы поэзии Моя страница Помощь О сайте поэзии
Для зарегистрированных пользователей
логин:
пароль:
тип:
регистрация забыли пароль
Литературные анонсы:
Реклама на сайте поэзии:

Регистрация на сайте

ВЕНЕЦИАНСКАЯ УНДИНА (легенда)

Автор:
Жанр:
ВЕНЕЦИАНСКАЯ УНДИНА

Глава 1.

Там, где клубятся облака над синевой морской бескрайней,
Где эхо вторит гомон дальний, и горизонта нить тонка –
Там с древних и седых веков Владыка серебробородый,
Взрезая пенистые воды морским ветрам бросает зов.
И он удел обходит свой со дна пучины, над волнами,
Влекомый пенными крылами к прозрачной дымке золотой:
Туда, где виден край земли, где волны сходятся с рассветом,
Где тянутся за солнцем следом и тают искорки вдали…
Юг, север, запад и восток – везде предел Владыки моря,
Везде его твердыня, воля была на долгий, долгий срок.
Кипела жизнь в пучине вод: помимо рыб и чудищ дивных
Золотокудрые ундины в волнах водили хоровод.
Они встречали корабли, их с курса уводя украдкой
Своею песней нежно-сладкой в пучину, к гибели вели…
На берег выходя порой и сидя на прибрежных скалах,
Влекли мужчин младых и старых то песней, то иной игрой –
Не раз блеск золотых волос, их голос нежный и печальный
Влек рыбаков из синей дали на скалы, им погибель нёс.
Но у Владыки синих вод не только дочери прекрасны,
И сыновья, как месяц ясный – опасен людям их народ:
Для них игра, забава, смех, они не знают сожалений,
И уводя в страну забвенья, вновь ищут на земле утех.

Так повелось из века в век, пока на берегах лагуны,
Где прежде лишь сновали шхуны, обосновался человек –
Владыка наблюдал морской в теченье нескольких столетий,
Как строили земные дети прекрасный город молодой.
Как на пустынных островах дома возникли и каналы,
А окружающие скалы навек легли в их остовах.
Был город дивный вознесен на Италийском побережье,
Как дар небес людской надежде и сбывшийся чудесный сон –
Между домами над водой мосты ажурные повисли,
Потоки волн смиряя быстрых, их обрекая на покой.
Затем прекрасные дворцы, великолепнейшие храмы,
Палаццо, где кипели драмы, воздвигли гении-творцы.
Венецией народ назвал свое великое творенье,
В котором слезы вдохновенья поющий камень увенчал.
И стал венецианский флот просторы бороздить морские,
Где прежде дикою стихией Владыки зиждился оплот.
И был велик Владыки гнев, не раз обрушивал он бури
На корабли, и ветер буйный бросал людей в пучины зев!
Несчастные в последний миг не успевали помолиться,
Ундин прекраснейшие лица их провожали, смех и крик…
И город не был обойден: вода бурлила по каналам,
Остовные вздымала камни, врываясь вихрем в каждый дом.
Венеция средь бурных вод прощальной прелестью сияла,
Укрыта соляным туманом… Но к небесам воззвал народ!
И возгорелись облака, коснулися креста Сан-Марко –
К пучине гибельной и яркой простерлась Ангела рука!

- «Оставь людей, Владыка моря! Венеция войдет в века,
На то дана Господня воля, твоя же власть хоть велика,
Но знаешь ты, не беспредельна: пучина отдана тебе…
Закон с начала мира первый – Господня слава на земле!
Предстательством Святого Марка здесь вера Господа крепка,
Прекрасней небесам подарка не знали темные века.
А твой народ, морей Владыка, живет без веры и души,
Пресветлого не зная лика, спасения себя лишив.
И проживая срок свой долгий, они уходят в никуда,
Не сожалея и не помня, тела их пенная вода…
Владыка, небеса готовы с тобою заключить завет:
Венецию покинут волны, вернется благодати свет,
И ты дашь городу возможность жить дальше, отворишь моря,
Пусть власть твоя не станет тверже, но это будет все не зря:
Народу моря дар чудесный дает отныне сам Господь,
Дар милосердный, благовестный, призревший тление и плоть:
Тот, кто полюбит жизнь земную, спасенье сможет обрести,
И душу воспринять святую, и Господу сказать, прости –
Ему откроется обитель бессмертных наднебесных тайн,
Где всепрощающий Спаситель ему дарует светлый рай!»

Затихла буря… посредь волн Владыка моря показался,
Вокруг соленый ветер рвался; но памяти печальной полн
Пред Ангелом теперь стоял Владыка, что с начала мира
Пред тленом времени бессилен, любимых навсегда терял –
Жен, дочерей и сыновей, ему даривших свет и радость,
Вела безжалостная старость под сень коралловых ветвей:
Потом неотвратимо смерть тела их пеной рассыпала,
И берег белым покрывалом спешила празднично одеть.
Владыке оставалась боль, ни памяти, ни утешенья,
Надежды встречи и прощенья, лишь на устах сомкнутых соль…
Он знал, что их терял навек, ни отзвука в порывах ветра
Он не услышит – счастья света достоин только человек!
Бессмертен моря Властелин, но день придет, когда Всевышний
Погасит звезды бренной жизни, и в тьму уйдет подлунный мир –
Но жизни не прервется нить! Ведь наднебесный мир воскреснет,
Спасенные восславят песней и будут Господа хвалить!
Владыка не увидит рай, когда подлунный мир исчезнет,
И он в пугающую бездну низринется, за тьмы вуаль…
Посланник неба над крестом как будто эти мысли слышал,
В единый миг над морем свыше свет вспыхнул радужным костром –
Перед Владыкой неба край, поток искрящий водопада,
Садов цветущие каскады… он понял, что увидел рай!
И там, над раем, в вышине сияло небо золотисто,
И свет потоком лился чистым с небес к страдающей земле…
Увидев этот дивный мир, вздохнул Владыка, сожалея
О пройденных веках безверья, и дать согласие решил:

- «Я принимаю ваш завет, пускай Венеция спасется,
И завтра ласковое солнце сотрет моей стихии след;
Но пусть получит мой народ отныне право на спасенье,
Воспоминанья, утешенье, пускай надежду обретет».

- Владыка, будет посему, бессмертную получит душу,
Кто глас Господень будет слушать и жертву принесет ему –
Любовь! Сладчайшая из жертв, любовь воистину земная,
Без себялюбия, без края, презревшая обиду, гнев.
Любовь, способная простить, и жизнь свою отдать в спасенье,
Любовь, что побеждает время, в веках не прерывая нить…

Исчез посланник в небесах, утихла гневная пучина,
И уплывая вдаль ундины таили слезы на глазах…

Глава 2.

Сменялись яркой чередой над дивным городом столетья,
Неся влиянье, благолетье, победы многих громких войн;
Разновеликих мастеров все гениальные творенья
В веках застыли отраженьем прекрасных грез и светлых снов.
Но в бликах сумрачных огней так часто лунными ночами
Людей диковинных встречали, таящихся среди теней:
Прекрасных юношей и дев, как говорили горожане,
На улицах они видали… росли в народе страх и гнев –
Одежды цвета серебра, а красота тревожит сердце,
Ведет людей дорогой смерти, сжигая пламенем костра!
Все, встретившие их в ночи, в очарование впадали,
Родных и близких забывали без повода, иных причин;
Манили шепот волн и плеск, их души грезы занимали,
Минуты встреч и ожиданий, луны полночной грусть и блеск:
А дальше… быстротечный срок дает свиданий тайных время –
В морской пучине сердце дремлет, и ищет новых жизней рок…
В попытках тщетных полюбить игра ундин не забавляла,
Любви людей им было мало, и быстро обрывалась нить:
Лишь любования собой они алкали, восхищенья,
Их властной воле поклоненья, покорности перед судьбой;
Им вечность света заслужить хотелось, получить спасенье,
Знать радость, боль и сожаленья… Но не дано им полюбить.
Ундины обрекли себя, посеяв страх среди народа –
И ненависть пролилась в воды, огнем отчаянья горя:
Несли по городу дозор отряды храбрецов ночами,
Они калеными клинками гостей морских встречали взор…

И снова воды поднялись, не вынеся земной вендетты,
Но вышел Дож в парчу одетый, к волнам, что кровь вздымали ввысь…
Он встал у самой кромки вод, сойдя с дворцовой галереи,
От смелости его немея, толпился позади народ.
Пронесся к пристани бурун, был криком чаек мир расколот,
Заполнил площадь моря рокот, и, прячась, солнца луч блеснул!
Взбираясь на мыски сапог, морские волны бесновались,
Ундины среди них плескались, покинув дальний свой чертог –
Клоками пену вихрь бросал, что вмиг над городом поднялся,
И вот Владыка показался, вздымая руку к небесам:

- «Я обвиняю вас в убийстве! Кровь сыновей и дочерей
Моих на вас! Кинжалы быстры, но разве волны не быстрей?
Венеция падет в пучину, и небо не поможет вам,
Узнав, что носит зло личину богопослушных христиан!»

Молитву Богу Дож прочел и пред опасностью не дрогнул –
К пред ним беснующимся волнам он руку с перстнями простер:

- «Владыка! Право человека в защите жизни и семьи;
Пусть дети моря век от века губили в бездне корабли –
Всегда мы знали, что рискуем, вторгаясь в вотчину твою,
Готовы мы погибнуть в бурю иль голову сложить в бою…
Мы знаем, что уходим в вечность к любви и своему Творцу.
Но дети моря столь беспечно к иному нас ведут концу –
Толкают на самоубийство и на проклятие души,
Чаруя, заплетают мысли, спасенья навсегда лишив…
Владыка, это наше право! Мы защищаемся сейчас,
В ночных убийствах нету славы, но страх оправдывает нас…»

Вот дорогие имена в толпе раздались, плач и стоны –
Кто божьи преступил законы, сын, дочь, сестра, супруг, жена…
Одна печальнее другой истории их страшной смерти,
Что разносил на крыльях ветер, лились над горестной толпой.
…Глядя на собственных детей, что перед ним теперь поникли,
Внимал задумчиво Владыка свидетелям лихих страстей:

- «Что ждете от меня, вы, люди?! Я с Богом заключил завет,
Что шанс ундинам даден будет спасенье заслужить и свет;
Их тянет ваш прекрасный город, они любовь хотят найти,
И утолив извечный голод, земную душу обрести».

- Но им не обрести спасенья, вводя в искус и грех людей –
То против Бога преступленье, смири сейчас своих детей!
Я Дож, но не смогу заставить народ Венеции понять,
Что нужно голову подставить тем, кто приходит убивать!
Я не могу народ заставить безропотно отдать детей
На бессердечные забавы ундин, не знающих страстей.
Владыка! Пусть завет и воля соединят навеки нас:
Народ Венеции и море, пусть слово будет в добрый час,
Мы будем чтить тебя, Владыка, на море воля лишь твоя,
Не будут жертвы позабыты, и ныне обещаю я –
Мы будем Божьей благодати просить не только для себя,
Молить Святую Богоматерь взор обратить к твоим морям;
Она научит вас спасенью, любви, что озаряет мир,
Душевной муке, вдохновенью, и даст к пути земному сил.
Но пусть создания морские оставят город с этих пор,
Оставят свои игры злые – скрепим же этот договор!

Сверкает перстень золотой в руке, что Дож простер над морем,
Волна, взлетев, обдала солью и перстень забрала с собой…
…Забыли люди про ундин, как пронеслись еще столетья,
Никто ни разу их не встретил среди мелькавших весен, зим.
В Соборе главном у дворца, то обещанье выполняли:
Дух благодати призывали и милосердие Творца.

Глава 3.

Здесь льется преломленный свет… Вода синей в морских глубинах,
Оставит на жемчужнах дивных, рассеявшись, лишь легкий след;
Хранит остовы кораблей под сенью розовой кораллов,
И всех, кто жизнь свою оставил, покоясь в глубине морей.
В саду застывших кораблей свои свободные мгновенья
Любила проводить с рожденья принцесса моря Мариэль –
Ей утонувших было жаль, и пробуждалось состраданье,
И боль об этих смертях ранних, в ней светлая жила печаль…
Останки бедных моряков она сама похоронила,
Украсив жемчугом могилы и пожелав счастливых снов.
О людях часто говорил ее отец, морской Владыка:
Как в муках стонут, с тяжким криком и на последней грани сил,
Уж зная о судьбе своей, со смертью борются порою…
Но все равно выходят в море, встав у штурвалов кораблей!
Как средь пустынных островов под взором ветров и стихии
Чудесный город возводили ценою каторжных трудов;
Что в тяжкой доле на земле единственная их опора –
Небесный свет и Божье слово, хранит от зла, ведет во мгле…
Забросив игры и подруг, так Мариэль отцу внимала,
Что ей рассказов было мало, стал тягостен привычный круг:
Таинственные острова Венеции ее манили!
Крестов златых благая сила, мосты, каналы, купола.
Откуда у людей душа, она давно узнать хотела –
Оставив горестное тело, куда она летит, спеша?
Сливались с пеной без следа все беззаботные ундины,
Не оставляла им могилы морская темная вода.
Никто потерь не ощущал, когда ундины умирали:
Глядя с тоской в морские дали не сожалел, не вспоминал…
Но вот покинула детей, соленой пеной стала мама –
И сердцем вдруг затосковала в своей потере Мариэль:
Искала легкий ее след, терзалась горестно недели,
Спала в саду, ведь здесь сидели они с ней вместе много лет…
Но вот за ней пришел отец под сень кораллового сада,
И за руку, с собою рядом увел обратно во дворец:

- «Моя малышка… сколько грусти в глазах твоих средь синевы,
В тебе одной я вижу чувства, сердца других навек мертвы…
Мне жаль, но нету утешенья в твоей печали и моей,
Ундинам не дано спасенья и жизни после наших дней –
Но если ты получишь душу, и путь пройдешь, как человек,
Твои молитвы будет слушать Господь… Таков был наш завет.
Ты сможешь попросить у Бога за всех, кто дорог стал тебе,
Но эта тяжела дорога, мне страшно о твоей судьбе…
Я знаю, кто тебе поможет, научит жизни, защитит –
Возьми с собою перстень Дожа, пусть слово данное хранит!»

Дож возвращался в свой дворец, когда в вечерней синей дымке
Он силуэт увидел гибкий, и услыхал негромкий всплеск –
Тотчас же девичья рука вцепилась в гладкий борт гондолы,
Кольцо сияет золотое, и вьются пряди у виска…
Узнал он за единый миг кольцо венецианских дожей,
Но вот уж мысли растревожил явившийся прекрасный лик!
Он видел боль в ее глазах, отчаянье в глазах…ундины!
И Дож тогда решенье принял, смирив свою тревогу, страх –
Укутав собственным плащом, он усадил ее в гондолу;
Взглянул в глаза ундины снова лишь на причале пред дворцом:
И невозможным удивлен, впервые в жизни он растерян,
Сулит дары или потери чудесный и прекрасный сон?
Холодной ровной пустоты Дож не нашел в глазах ундины,
Ее взгляд искренний и дивный, и, видно, помыслы чисты –
Он знал, в былые времена союз с Владыкой заключили…
Что хочет от него ундина, и будет какова цена?
В своих сомнениях сейчас Дож и себе бы не признался,
Сказав, что девушку он спас из волн у одного палаццо.
И гондольер не мог потом припомнить точно этот вечер,
Как приключилась эта встреча в тумане зябком и густом…

- «Так кто же ты, дитя морей? На свой народ ты не похожа,
Ты просишь помощи моей, но что ты можешь ждать от Дожа?»

- Я дочь Владыки, Мариэль, пришла к тебе узнать о Боге,
По смерти матери моей не вижу я иной дороги…

- «Принцесса… разве может быть, что хладнокровные ундины
Возможность обрели любить? Весь опыт города старинный
Совсем другое говорит… Но ты действительно иная,
Быть может, то слова молитв небесного достигли края?
Мы исполняли уговор, с морским Владыкой заключенный,
Просили обратить свой взор на всех, в морских живущих волнах.
Наверно, это благодать, что сердце хладное согрела,
Тебя учила сострадать и обрести спасенье в вере.
Кто я, чтоб на пути вставать у Божья промысла святого…
Дитя, ты потеряла мать, но обретешь семью: Дандоло
Старинный и почтенный род, палаццо брата у Сан-Марко,
Его семья тебя возьмет жить с дочерями, для порядка –
Им станешь названной сестрой, они хорошие девицы,
Скромны и трепетны душой, и с ними будешь ты учиться.
Я им скажу, что знатный род, твоя семья, теперь в изгнанье,
Но он свои права вернет, придя опять к великой славе;
Пока же будешь ты у нас, и незапятнанное имя
Ты сохранишь в тяжелый час до возвращенья в дом родимый.
Но ты всегда храни секрет, всегда! Твое происхожденье
Немало горестей и бед сулит, но воля Провиденья,
Я верю, сохранит тебя для светлых и благих деяний,
Пускай счастливая звезда венчает путь твоих исканий!»

Глава 4.

В своем палаццо Мариэль брат Дожа с почестями принял,
И сестрами почти ей были две дочери его теперь –
Милы, красивы и скромны, добры они: Агнес и Бьянка,
На службу ходят спозаранку, благочестивы и умны;
Не расставаясь ни на час, с сестрой названной подружились,
И чтоб беды с ней не случилось, учили, не спуская глаз;
Водили в церковь и Собор, показывали дивный город,
Покуда не осенний холод, ходили на торговый двор.
Но площадь скрылась под водой, в каналах волны поднимались,
И нагонял теперь усталость унылый дождик день-деньской.
А девушкам все нипочем: они от скуки не страдали,
Считали лодки на канале, играли, заняты шитьем…
Узнала много от людей ундина в прожитое время,
Но догмы христианской веры всего желанней Мариэль:
Ее наставник, капеллан дворцовой церкови Сан-Марко
Такого ценного подарка давно уж от судьбы не ждал –
Евангелие разъяснял и пестовал ее таланты,
Путь указуя Божьей правды, духовным чадом называл.

Все полюбили Мариэль, и Дож, и вся семья Дандоло,
И для нее на все готовы, считая дочерью своей.
Семье дарила Мариэль свою любовь и благодарность,
Доставить им любую радость старалась, сделать жизнь светлей.
Дож объяснил коротко тем ее учебу капеллану:
Семья родная исполняла обряды чуждые нам всем –
Но только триединый Бог, так Мариэль сама решила,
Ей радость будущего мира и свет надежды дать бы мог.
Удвоил тяжкие труды ее наставник в умиленье,
И вот благого обучения явились скорые плоды –
С ним постулаты и псалмы она серьезно обсуждала,
Но чтения все было мало: цитаты Библии, хоры…
Она в жилища бедняков ходила, даже в лазареты,
И раздавала там монеты, платила за еду и кров;
Охотно нянчила детей, ходила и за стариками,
Молилась о любимой маме… Жизнь раскрывалась перед ней.

Но Мариэль вдруг поняла, дни проводя в благих заботах:
Никто не думал о сиротах, и их надежда умерла –
Оставшиеся без родных больные старики… и дети,
Что жили без любви на свете, и сердце плакало о них.
Она печально завела так разговор однажды с Дожем,
Спросив, но кто же им поможет? Она бы многое дала –
Купить необходимый скарб, за сколько можно дом построить?
Чтоб старость брошенных покоить, и маленький устроить сад;
Заботиться о них, кормить, и там же сделать дом для деток:
В их жизни так немного света, их нужно многому учить…
Тут посмотрел на Мариэль Дож взглядом, полным удивленья,
Однако же без рассуждений ответ дал очень точный ей:

- «Дитя мое… Вопрос простой: чуть больше тысячи дукатов.
Ты так взволнована…постой, так для чего все это надо?
То их судьба, Господь решил, что все лишенья и страданья
Им придадут духовных сил, важней которых нету знанья…»

- Я не могу согласной быть, глядя как пусто, безнадежно
Приходится им дни влачить, когда помочь их горю можно.
Вы стали мне вторым отцом и окружили здесь заботой,
Но я хочу перед Творцом достойной стать Его народа.
И если сирым не помочь, не поддержать в минуты горя,
Их души погрузятся в ночь, духовная иссякнет воля –
Они в отчаянье впадут, одна другой чернее мысли
К погибели их приведут; но люди разве будут чисты?
Кто мог помочь и не помог, не позаботился о ближнем,
Нас милосердью учит Бог, но я его здесь мало вижу…

- «Наставник, видно, преуспел, тебя к крещению готовя,
Твоих богоугодных дел давно хватает уж с лихвою…
Но ты подумай, Мариэль: построить, это лишь начало,
Для обездоленных людей дать кров и пищу будет мало –
Ты будешь отвечать за них, за их поступки и чаянья,
Стараться, чтобы свет проник за грань болезней и страданий.
Готова ты взять на себя труд ежедневный и тяжелый?
В Кастелло есть теперь земля, где можно дом построить новый –
Но только чтобы не каприз твоими управлял делами:
Ведет непостоянство вниз, лишь скука завладеет нами».

- О, господин, отец был прав, меня вручая попеченью
Твоей семьи, чья честь и нрав в веках снискали уваженье.
Благодарю тебя теперь за помощь и за пониманье,
В мои намеренья поверь, мной движет жалость, состраданье –
И ежедневные труды мою решимость не нарушат,
Хочу облегчить гнет беды, надежду дать заблудшим душам.
Мне будут сестры помогать, Агнесс и Бьянка захотели
О милосердии узнать, проверить крепость чувств и веры.
Но я хочу достать сама приюту тысячу дукатов –
На дне я знаю острова из жемчугов, камней и злата:
Там затонувших кораблей чернеют мрачные остовы,
Сокровища седых морей я для людей достать готова.
Но я отца спросить должна, ведь это все его богатство…
Он знает, что любовь Творца подводное осветит царство,
Когда постичь сумеем мы людские горести и страсти,
Пределы света или тьмы, источник радости и счастья –
Он разрешит, поможет мне поднять их на поверхность моря.
Но сможем ли на корабле мы из лагуны выйти вскоре?

- «Нам нужно тайну соблюсти и повода не дать для сплетен,
А в море завтра же идти мы можем, только стихнет ветер.
Я объявлю всем, что тебя на италийском побережье
Для краткой встречи ждет семья, и я уважу их надежду.
Ты возле Кьоджо будешь ждать, когда вернется Бучинторо,
Чтобы на борт тебя забрать, но сколько нужно время, скоро?»

- Не более трех полных дней, отец помог бы и быстрее,
Но я побыть с семьей моей хотя бы краткий срок хотела…

- «Конечно, девочка моя, давно ты не бывала дома,
Условимся: через три дня у Кьоджо будет Бучинторо».

…Назавтра занялся рассвет, приветствуя кресты Сан-Марко,
С ним вместе Золотая барка спешит лучам светила вслед.
Вот позади Большой канал, а бирюзовая лагуна
Свои объятья распахнула искрящимся морским волнам;
За Бучинторо целый строй собрался каравелл и бригов,
Звенела высь от птичьих криков, и где-то рокотал прибой…
Дож обернулся и вздохнул, поняв, чего все ожидают,
К волнам и ярко-синей дали он руку с перстнем протянул:

- «Пусть нынче обновит Господь завет старинный заключенный,
Пусть человеческая плоть в земле находит освященной
Себе награду и покой…пусть нас и всех плывущих следом
За этой Баркой золотой минуют бури, смерть и беды;
О, ты, Владыка вод морских, прими союза символ снова:
Наш перстень, как в веках седых. Пусть нерушимым будет слово!»

У борта завелась волна, бросая в Бучинторо пену,
И подбираясь постепенно все выше, выше… Вот она
Над палубой уже взвилась, искристой пеленой окутав,
Омыла поднятую руку, чтоб в море вместе с перстнем пасть…
Со всех судов вокруг неслись восторг, приветствия и крики,
Их множил ветер многоликий и возносил на крыльях ввысь –
Вот скрылись в море корабли, на глади водного простора
Осталась только Бучинторо, затихли паруса вдали.
А Мариэль смотрела вниз, туда, где в ярко-синих водах
Средь пестрых рыбок хороводов лучи к морскому дну неслись.
…Но вот и Кьоджо. На причал старик вдруг вышел величавый,
Высокий и сереброглавый, одетый княжески: сверкал
На пальце перстень золотой, что Дож с молитвой отдал морю,
Скрепив завет надежд и воли, союз с Владыкой вековой.
Дож на мгновенье онемел, его увидев на причале;
Опомнился, ступив на камни, он руку подал Мариэль –
Вскричав «Отец!», она легко руки протянутой коснулась,
Отцу навстречу улыбнулась, в объятья бросившись его.
И свой приветственный поклон в ответ отдал Владыка моря,
Дож на корабль поднялся вскоре, раздался колокола звон –
От Кьоджо к северу свернув, галера двинулась обратно,
В морских волнах сияя златом, и к небу парус протянув…

Глава 5.

Прошло условленных три дня, и Бучинторо снова в Кьоджо,
Приветствует Владыка Дожа, за дочь его благодаря:

- «Мне рассказала Мариэль о названной семье и доме,
Что ты заботишься о ней; и договор наш старый помня,
Молитвы за моих детей возносятся в престольных храмах;
Что ты наставника дал ей, учителя в вопросах главных –
За все тебя благодарю, я для нее хочу свершенья
Надежд на новую зарю, души рожденья и спасенья…
Она так трепетна, нежна, и любящее сердце бьется
В ее груди, но ей нужна любовь людей, как свет и солнце –
Ты дал любовь ей и семью, сестер заботливых и милых,
Я рад за дочь, ее люблю всех больше, но помочь не в силах…
Ты благороден и умен, я помню первого Дандоло,
Что чином дожа наделен был двести лет назад. Знакомо
Звучали и твои слова молитвы Богу и завета –
Знакомы и твои дела, в них значимость деяний предка,
Энрико. Да, он был велик, походом на Константинополь
Он для Венеции достиг вершины мира; ум глубокий
И сердце храброе имел… Ты мне его напоминаешь –
Ты молод, но ты мудр и смел, и как достигнуть цели знаешь.
Союз я принимаю твой, и в Адриатики просторах
Лишь флот Венеции одной удачлив будет в ратных спорах;
И море тихое судам венецианским обещаю,
Попутный ветер парусам, пусть свет и мир пребудут с вами.
А ты покой мое дитя, мою жемчужину и радость:
Пускай земные дни летят, и Мариэль утратит младость –
Она осуществит мечту и сможет в вечности воскреснуть,
Я счастья для нее хочу, помочь ей пустоты избегнуть.
Теперь я отдаю тебе сокровища глубин, пусть злато,
Служившее былой войне, послужит людям, чьи утраты
Поставили их жизнь на грань. Пусть Мариэль приют построит,
И Господу то будет дань, пускай Его вершится воля!»

Тяжелый кованый сундук, стоявший тут же на причале,
Подвинуть не могли сначала три пары сильных крепких рук –
На Бучинторо вчетвером его внесли на толстых тросах
Младые рослые матросы под злата тихий перезвон.
Вот благодарственный поклон от Дожа принял Царь пучины,
И, помня ритуал старинный, внимал ответной речи он:

- «Владыка моря! Мариэль для всех нас радость и подарок,
И множество чудесных дней она дала младым и старым,
И много будет впереди. Благодарю же за доверье
И милосердье пред людьми; пусть дочь твоя навек изменит
Мир беспросветной пустоты, владеющей твоим народом,
Пусть сбудутся ее мечты, и благодать даст небо водам…
Благодарю за договор, что исполняешь ты столетья
С времен Энрико до сих пор, даруя нам попутный ветер;
И за сокровища глубин, что отдаешь во благо людям,
Тебе, пучины Властелин, навеки благодарны будем».

С отцом простилась Мариэль и поднялась на Бучинторо,
Взлетел попутный ветер споро, играя волнами пред ней.
Вдали венецианский порт возник за синим горизонтом,
Казалось, в рокоте безмолвном чудесный град ветра зовет:
Что он посреди волн парит и следует за дуновеньем
Потока солнца; и мгновенье здесь длится вечность… Неба щит
Сияет над его главой, Святого Марка заступленье
Несет надежду и спасенье, дарует радость и покой.
С счастливым сердцем Мариэль сюда сегодня возвращалась,
Церквей главами любовалась в сиянье солнечных лучей.
Вот названных сестер своих она увидела: к Сан-Марко,
К колоннам и Агнесс, и Бьянка бегут, скорее встретить их:
Сестер ундина обняла с великой нежною любовью,
Счастливая, что видит снова собора Марка купола.
Агнесса рассказала ей, что для строительства приюта
Вот в эти самые минуты идет расчистка от камней –
Там, где мрачнеет арсенал, восточней церкови Сан-Пьетро
Среди садов и тихих ветров воздвигнут милосердья дар.

За дело Мариэль взялась, и архитекторы без счета
Несли проекты и расчеты, меняя все по многу раз.
Но наконец, приют готов: добротный дом, большой и светлый
Убогих ждет, больных и бедных: надежду дать им, пищу, кров.
И милосердия сестра, построена благая церковь,
Пусть вера в душах не померкнет – Санта Мария делл Пьета.
Так повелось: приют и храм прибежищем несчастным стали,
Сирот и немощных приняли, что обрели защиту там.
И три подруги каждый день в приюте новом проводили,
Ухаживали и учили пришедших жить под эту сень.
В заботах осень протекла, обряд крещенья приближая,
И радость дивная, живая ундины сердце увлекла.
Но все равно ее смущал вопрос ее происхожденья:
Ложь пред наставником… Ученье гласит нести лишь правду в храм.
Дож, выслушав ее слова, был удручен, обеспокоен,
С ее не согласился волей, боясь, что злобная молва
Судьбу погубит Мариэль, что люди к правде не готовы,
Вражда возобновится снова, как было в пору прежних дней.
Но Мариэль была тверда и доверяла капеллану:
Дурной он не допустит славы, не будет ждать ее беда.
И Дож свое согласье дал, в душе еще храня сомненья;
По сердца своего веленью пошел он с Мариэлью в храм…
Наставник был ошеломлен, но он ни слова осужденья
Не молвил той, что лишь спасенья искала на пути земном.

- «Что ж, дочь моя, чудны дела, творимые рукою Бога,
И души наши и тела лишь следуют Его дороге…
Твои стремления благи, и сострадательное сердце
Болит о тех, кого враги, судьба и хвори сгубят, если
Им доброй помощи не дать, поддержку их смятенным душам,
Чтобы святая благодать дала надежду, тьму разрушив.
Ты хочешь на своем пути души твердыню и спасенье
Для жизни вечной обрести, приняв Господнее ученье –
Ничто не может лучше быть! И я в молитвах не устану
За чудо то благодарить и возносить Господню славу!»

Вот день крещения настал, в Сан-Марко посреди собора
И пенья ангельского хора Марией капеллан назвал
Принцессу моря Мариэль, и солнца блики трепетали
Вокруг нее, и неба дали отныне ей открыли дверь –
В миг благодатный и святой светилась радостью Мария,
И будто радужные крылья Господь над нею распростер!
Мария будто новый мир со дня крещенья ощутила,
Неведомую прежде силу Создатель ей в душе открыл –
Мгновений видеть красоту, минутой каждой восхищаться,
Что принесла крупицы счастья, ловить свет жизни на лету…
Господний замысел теперь Мария для себя постигла:
Средь вечности лишь кратким мигом мелькнет земных желаний хмель;
Живет надеждой человек, и то неведомо ундине,
Чье сердце равнодушной льдиной с рожденья замерло вовек –
Любовь, надежда и мечта ведут людей среди лишений,
Во всех потерях и сомненьях им мира светит красота!
Но за усталый трудный путь любовь Творца наградой станет,
И в вечности прекрасной яви дано им будет отдохнуть…

Глава 6.

Но вот уже и Рождество минуло, и сырые будни
Полны забот приюта трудных, так время быстро протекло –
Уже февраль, и карнавал заполнит скоро тихий город,
И весь народ, кто стар, кто молод, богат иль нищ, придут на бал.
Прекрасный, дикий и шальной, в таинственном круженье масок,
Усыпанный созвездьем красок, на много дней он здесь король!
Венецианский карнавал, неповторимый, долгожданный,
Очаровательный, желанный: Венеции он чудом стал.
Для трех сестер на эти дни забот прибавилось приятных:
Приготовление нарядов и масок для своей семьи –
Семья устроить бал должна, что увенчает дивный праздник:
Зенитом славы будет назван и восхитит народ сполна.

Вот этот вечер наступил, палаццо освещен огнями,
Украшен зимними цветами, сияет золотом перил.
Блестящие борта гондол мелькают среди волн зеленых,
Что в лунном свете упоенно, ласкаясь, плещутся о мол.
Уж шелк по камням шелестит, и гости всходят по ступеням
Во власти радостных волнений, храня невозмутимый вид.
Гостей роскошных полон зал, глаза встревоженно мерцают
В разрезы масок… Свечи тают, и карнавала час настал!
Мария, Бьянка и Агнес сияли между гостий знатных,
Хотя красавиц гибких, статных сегодня вечером не счесть.
Но юноши лишь на сестер глядят восторженно и страстно,
Надеясь девушек прекрасных вовлечь в любезный разговор.

И вот уже Агнес ведет на танец Пьетро Контарини,
Он шепчет ей «моя богиня», так нежно пальчики ей жмет…
И Бьянка средь счастливых пар об руку с Паоло Сагредо,
Что с первого мгновенья предан навеки всей душой ей стал.
И лишь Мария замерла, предчувствуя, боясь, не зная,
Как на земле любовь иная влечет и души и тела –
Вот у распахнутых дверей она стояла и смотрела,
Томилася неясным пленом, не замечая лиц людей…
И вдруг застыло все кругом, так гулко стало сердце биться,
Как в клетке пойманная птица, когда шагнул навстречу Он!
Никколо Градениго сам не сразу понял, что случилось,
Какой немыслимою силой прикован он к Ее очам.
Там, в ярко синей глубине янтарные мелькают блики
И тают в море многоликом навстречу радостной заре:
И вот уже рука к руке они танцуют среди прочих,
Не слыша зова полуночи, звон колокола вдалеке –
Но миг последний настает волшебной карнавальной сказки,
Открыты лица, сняты маски, расстаться настает черед…

Но этот вечер изменил навеки и бесповоротно,
Молниеносно, беззаботно их прежний и привычный мир –
Три девушки дни напролет о карнавале вспоминали,
Надеждами делились, снами, но время медленно идет.
И даже посреди забот своих привычных ежедневных,
Работ, уроков и моленьях они вели минутам счет.
Лишь встреча в церкви пару раз с Никколо, Паоло и Пьетро
Дана была им счастья ветром, коснуться взглядом милых глаз.
Минули сорок дней поста, и свет Христова Воскресенья
Изгнал роптанья и сомненья, дав миру благодать креста!
И в эти дни судьба Агнес решилась: во дворец Дандоло
Пришли из Канторини дома, ей принеся благую весть –
Наследник, Пьетро, старший сын, родителей своих отрада,
Ей мужем хочет стать, и рада Агнес, ведь ею он любим.
Уже назначен свадьбы срок, приданное семья готовит,
И сестры расстаются вскоре, но близится счастливый рок:
Сагредо, древний славный род, для Паоло просить прибыли
В невесты Бьянку, и отныне их только счастье в свете ждет.
Мария счастливы была за них обеих, но грустила
Лишь о разлуке и днях милых, что с ними вместе провела.
Больница, церковь, школа, дом ее все время занимали,
Но мысли о Никколо сами стучались в сердце ночью, днем…

С Кастелло возвратясь домой в один из дней она узнала,
Что в кабинете ожидали ее прихода Дож с семьей –
По лестнице взбежав легко, открыла дверь она, волнуясь,
Приветствуя всех, улыбнулась и вдруг… вздохнула глубоко –
Меж членов названной семьи, подле задумчивого Дожа
Стоял седеющий вельможа, ее Никколо рядом с ним…
Мария опустила взгляд, мечте довериться не смея,
Но Дож прервал ее сомненья, к решению тотчас призвав:

«Дитя мое… пришел черед твоей судьбе свершиться скоро,
Джованни Градениго ждет согласья стать женой Никколо:
Я от себя могу сказать, что Градениго род старинный,
Венеции краса и знать, веками их влиянье видно
Во всех значительных делах политики и прочих сферах,
Неведомы сомненья, страх и честен путь во славу веры.
Но будет трудность лишь в одном: ни я, ни ты решить не можем,
Здесь слово за твоим отцом… Теперь же ты ответь: не ложны
Те чувства, что возникли вдруг и увлекли вас за собою,
Те, что твой будущий супруг нарек сейчас самой судьбою?»

И очи синие свои Мария подняла на Дожа,
Сомненья стали невозможны – в сиянье девственной зари
Любовь плескалась и жила великим даром богоданным
Душе, навеки благодарной, не знавшей зависти и зла.
Никколо выдержать не мог волнения такой минуты,
Отбросив чопорности путы, склонился у Марии ног…
С слезами счастья на глазах она волос его коснулась,
Вся свежесть чувства, свет и юность звенели в радостных словах:

- «Я за любовь благодарю и Бога и тебя, Никколо,
Прими же и любовь мою, мое обещанное слово.
Отец мой из любви ко мне не станет нам чинить препятствий –
Мне нужно плыть к моей семье, покинуть порт венецианский…»

Дож радостно смотрел на них, таких влюбленных, юных, чистых,
И лишь жалея, что так быстро минует тот волшебный миг:

- «Мария, завтра мы с тобой отправимся на Бучинторо
И встретимся с твоей семьей, мы на заре покинем город…»

Но тут Никколо стал просить позволить ехать вместе с ними,
Отца невесты своей милой в знак уваженья навестить.
И Дож условился о том, затем Джованни Градениго
Палаццио покинул с сыном, Дандоло разошлись потом.
Дож всех достойно проводил, оставив при себе Марию,
Резное кресло ей подвинув, поговорить теперь решил:

- «О, Мариэль…давно тебя не называл я так. Не скрою,
Боюсь, как примет весть семья, Владыки опасаюсь воли.
Никколо нужно рассказать, о том, откуда вышла родом,
И кто твои отец и мать, о сговоре с твоим народом –
Так безгранично он влюблен, тебе он предан беззаветно,
Своей любовью окрылен, как птица благодатным ветром».

- Но я подумать не могла скрыть от Никколо эту правду,
Когда бы с ним одна была, то рассказать была бы рада,
А мой отец… ведь отпустил меня сюда, на землю, зная,
Что не вернусь в подводный мир, что буду я уже другая…

- «Дитя… Я помню и сейчас, как ты впервые появилась,
Тоску я помню этих глаз, ты грезила о нашем мире;
Пусть счастье дал Господь тебе, но все равно бояться буду
О будущей твоей судьбе, и злой молвы, и пересудов».

- Но если дал любовь Господь, то и меня он мужу вверит,
Мы станем с ним душа и плоть не только на земное время –
Я завтра расскажу ему, и если любит, не отринет,
Я волю Господа приму, и испытанье мое минет…

С зарею чайки рвались ввысь, на барке все уже на месте –
Никколо и Мария вместе на Бучинторо поднялись.
Галера двинулась на юг, над нею солнце разливалось
И светом золотисто-алым в волнах очерчивало круг.
Здесь, глядя жениху в глаза, от сердца рук не отнимая,
От чувств своих едва живая, Мария молвила тогда:

- «Никколо… я принцесса вод, а мой отец - Владыка моря!
Пришла, покинув свой народ я в мир на счастье или горе –
Давно с отцом моим завет с надеждой дожи заключали
В теченье многих сотен лет, что будет мир царить меж нами.
И что Венеции народ в молитвах Господу испросит
Благословенья детям вод, небесных кущ златые росы –
Но душу обрести смогла лишь я… я полюбила Бога,
Венеция меня влекла и судьбы бедных и убогих.
Я столько здесь пережила! А ты…моя любовь навеки –
Чудесны Господа дела, что жизнью правят человека…»

Никколо ее руки взял и нежно целовал ладони,
И слезы из очей бездонных он тотчас ласково прервал:

- «Ты мой прекраснейший цветок, моя любовь, судьба и радость,
Гореть над нами лишь восток всю будет жизнь, и даже старость
Не сможет погасить огонь, зажженный Господом навечно –
В моей руке твоя ладонь останется в тумане млечном…
Я счастлив, что краса земли и сердца твоего стремленья
В мои объятья привели мечту из мира сновидений!
Я слышал, в прошлые века ундины гибель приносили
Не только храбрым морякам; но ты другая! Света силы
Проникли и во мрак глубин, благословение даруя
Бестрепетным сердцам ундин, неся небесных радуг струи –
И ты, мечта моя, со мной благодаря святым молитвам,
Ведь так назначено судьбой, пути любви для нас открыты».

Мария слушала его и Господа благодарила
За счастья свет в глазах любимых, за чувство, что его влекло.
Вдруг волны пеной завелись, и прямо перед Бучинторо
Поднявшися со дна морского, возделись мачты брига ввысь –
Прекрасней тысяч кораблей чудесный бриг парил на волнах,
На палубе, сокровищ полной, стоял Владыка всех морей!
Сошлись галера с бригом в борт, и все друг другу поклонились,
Мария радостью лучилась, с отцом не видясь целый год.
С Никколо перешла на бриг, к груди отца прильнув с любовью –
Суровый взгляд Владыки моря светился счастьем в этот миг:

- «Ну что ж, жемчужинка моя, ты обрела, что так искала,
Молитвы Господу творя, души достигнув идеала.
И дар Господень вижу я, за милосердие и веру
В твоей судьбе любви заря сияет ярко, неизменно.
Я знаю Градениго род, в политике венецианской
Ведут дела который год они достойно и прекрасно.
И ты, принцесса Мариэль, им тоже принесешь богатство –
Взгляни, сокровища морей затмит собой земное царство!
А ты, Никколо, береги до дня последнего земного,
Как сердце у себя в груди , мою принцессу… Дай мне слово!»

Никколо даже не смотрел на груды жемчугов и злата,
С готовностью принес он клятву любви навеки Мариэль:
- «Владыка моря! Дочь твоя дороже мне сокровищ мира,
И в будущем благословя, судьба ее мне подарила –
Всю жизнь о счастье Мариэль заботиться с любовью буду,
И Богу песнею песней воздам за величайше чудо!
Тебя прошу: благослови скрепить священнейшим обрядом
Союз наш истинной любви, не знающей иной преграды».

И Царь морской соединил Никколо с Мариэлью руки,
Сердца влюбленных бились гулко, искрился счастьем целый мир!
Вот, дочь свои благословив, Владыка обратился к Дожу,
О будущем ее тревожась, хранить он тайну попросил:

- «Исполнил ты наш уговор, и я навеки благодарен
За Мариэль… Но прежних ссор забыты жертвы будут вами?
Что будет ждать здесь дочь мою, когда узнают, что ундина
Вошла в вельможную семью, очаровав красою сына?
И я готов уже сейчас перенести ее с Никколо
Подальше от недобрых глаз, в любую землю, дальне море…»

- О нет! Не делай ничего, Венеция дала им счастье,
Там время радости текло, там Божья благодать не гаснет –
И люди любят дочь твою, лишь милосердием Марии
Живет основанный приют, не верю, чтоб они забыли
О том, что жизнью ей должны, что души их она спасала –
Ни дочери, и ни сыны долг не вернут: все будет мало…
Но …беспокоюсь я о ней, в сердцах людей живет поныне
Страх пред созданьями морей, страх перед именем ундины –
Никколо, я бы не хотел, чтобы семейство Градениго
Узнало тайну бы теперь, души Марии не постигнув…
Когда привел ее в семью, я не открыл им эту тайну;
Сейчас как дочь ее люблю, тогда боялся просто ранить,
Они не знают до сих пор об истинном происхожденье
Марии… Этот разговор для вас двоих всего важнее.

- «Мне тяжко обмануть отца… Но нет сейчас пути иного,
И о Марии до венца я не скажу ему ни слова.
Потом же пусть ведет нас Бог, укажет верное решенье;
Он свет любви в сердцах зажег и дал свое благословенье –
Все наши помыслы чисты, Он не оставит нас с Марией!
Сан-Марко осветят кресты союз наш до самой могилы.
И я прошу, Отец морей, дай нам в Венеции любимой
Остаться: нет ее родней, она дает нам жизни силы.
Господь же если приведет нам испытанья и гоненья –
В Далмации нас графство ждет, оплот грядущих поколений».

- Что ж, Градениго, будет так, ты истинный наследник рода!
И Мариэль не страшен враг, ты защитишь ее свободу,
Любовь, жизнь, веру и семью; но я вас тоже не оставлю –
Веди же смело к алтарю ее для счастья, чести, славы.
И в твой патрицианский род моя жемчужинка достойно
С приданным княжеским войдет, не спорь теперь, моя здесь воля!

Все тотчас было решено, на Бучинторо погрузили
Сокровища отца Марии, прощанья время подошло.
Последние объятья, взгляд, слова взаимных заверений,
Отцовских нежных наставлений, и барка курс взяла назад –
За нею канул в волны бриг, в пучину мачты погрузились,
Лишь брызги над водой искрились, покуда ветер не затих…
Обратно по дороге в порт условились о дне венчанья:
В день Вознесения иль ране, и сколько есть еще забот;
Решили, что их новый дом быть должен на Большом канале,
Чтоб видеть, где с закатом тает за морем солнце из окон.
Что будет жизнь трудов полна во благо людям и во славу
Венеции, где их связала навеки дивная весна.

Глава 7.

К венчанью колокол звонит уже над площадью Сан-Марко,
Сердцам, влюбленным без остатка благословляя счастья миг.
Три пары здесь пред алтарем союзом брачным сочетались,
С молитвой в новый мир вступая, любовным трепеща огнем.
И вот три названных сестры выходят под руку с мужьями,
Их ждут увитые цветами гондолы, легки и быстры –
Сегодня весь Большой канал в честь свадеб празднично украшен,
И флаги подняты на башнях: так салютует Арсенал!
Вокруг уже не счесть гондол, нарядных лодок вереница
Бортами черными искрится средь солнечно-зеленых волн.
И парам молодым они честь воздают, желая счастья,
До самой ночи длится праздник, на лодках зажжены огни –
Мелькают блики по воде, над всей лагуной льются песни
О юности, любви и чести, грядущей радостной судьбе.
Четыре знатные семьи для обручившихся давали
В палаццио на Гранд канале бал до пришествия зари.
Всю анфиладу пышных зал цветы и ленты украшают,
Вино в бокалах тонких тает, играет свет во тьме зеркал.
Проходят гости чередой, великолепные наряды
Людские восхищая взгляды, искрятся радугой живой.
Из всех приехавших на бал прекрасней нет младых супругов,
Что смотрят только друг на друга, тая сердец своих пожар.
Глядя в глаза своей жены блаженство ощущал Никколо,
Он видел, что Марии дорог, слова им были не нужны…

…Вот месяц счастья миновал, и постепенно нужно было
От развлечений праздных милых вернуться к прерванным делам.
Мария, Бьянка и Агнес вновь занялись своим приютом,
Свободные свои минуты они проводят вместе здесь.
Но так же и гражданский долг призвал супругов их на службу,
Порядок требует, и нужно вести Венецию вперед –
Входили три семьи в Совет, во всем поддерживая Дожа,
Законы чтили непреложно, храня Венецию от бед.
С веков начальных внесены рода их в Золотую книгу,
Потомки высоты достигли, в Республике им нет цены.
Джованни Градениго был средь наиболее почтенных
Из Малого совета членов, и после Дожа слыл вторым.
Теперь Никколо вслед за ним стезею следует почетной,
Цеха оружия для флота на Арсенале он открыл.
Никколо в многом знает толк, и место на Большом совете
В свое двадцатипятилетье по праву рода он займет.

Так миновало много дней в счастливых, радостных минутах,
В делах ответственных и трудных… и вновь пришла пора дождей.
В каналах поднялась вода, накрыла площадь пред Сан-Марко,
И только по настилам шатким народ спешил в свои дома.
В один из дней упал туман, подруги, выходя из храма,
Толпу узрели у причала, и кто-то жалобно кричал –
Кричала женщина, моля спасти упавшего ребенка:
В тумане у канала только исчез за пеленой дождя
Уже как четверо мужчин за ним подряд ныряли в воду,
Но нет, в такую непогоду канал, что бесом одержим.
В отчаянье сидела мать, протягивая к небу руки,
А люди, сострадая мукам, могли ее лишь утешать.
Но в этот самый тяжкий миг навстречу горестной стихии
С причала кинулась Мария, сестер исторгнув страшный крик!
Так долго не было ее, казалось вечность протянулась,
Сковал Агнес и Бьянку ужас… но вот уж бледное чело
Средь мутных показалось волн: ребенок на руках Марии
Был так покойно-недвижимым, как будто погрузился в сон;
Их вытянули на причал, из малыша скачали воду,
Толпа гудела, что ведь сроду никто такого не видал –
Никто не смог поднять дитя со дна глубокого канала,
И лишь она, как будто знала, без страха, будто бы шутя…
…Толпа роптала все сильней, хотя спасенный мальчик ожил,
Уже другой вопрос тревожил смущенные сердца людей:

- «Она ундина! Среди нас, среди венецианской знати!
Но ведь от этого проклятья Венецию давно Бог спас…»

Но сестры обняли ее и повлекли обратно к храму,
Где под защитой капеллана мужей остались ждать втроем.
Мария, глядя на сестер, у них прощения просила,
Призналась, что она ундина, что с Дожем древний уговор
Владыкой моря заключен, что выполнялся он доныне,
И если зло теперь их минет, никто не понесет урон…

- «Агнесса, Бьянка, я люблю земную жизнь, вас всех и Бога!
И я судьбу благодарю, что было мне дано так много –
Я вас молю, своей сестрой меня считайте, так, как прежде,
Здесь я нашла свой дом второй, и боль мою ваш мир утешил –
Тогда я потеряла мать и обрести любовь хотела,
Я никогда б не стала лгать, но так боялась суеверий…»

И капеллан им рассказал, что он к крещению готовил
Принцессу моря, сколько воли, любви и веры Бог ей дал.
Агнес и Бьянка ни на миг не отходили от Марии,
С любовью с нею говорили, что знают, как Господь велик:

- «Не сокрушайся, Мариэль! Для нас всегда сестрой ты будешь,
Господь нас делает сильней, пускай же осуждают люди –
Мы знаем все, как ты добра, твоя же вера безгранична:
Душа другая б не смогла чужой бедой жить, словно личной;
И это ты учила нас сочувствию и состраданью,
Напомнив Господа наказ, спастися добрыми делами».

Подруги снова обнялись, любить друг друга обещая,
И встретить вместе испытанья, что им готовить будет жизнь.
Но вот Никколо в храм вошел, с ним вместе Паоло и Пьетро,
А гул толпы стихает где-то, и слышен колокола звон.
Марию ласково обняв, утешить пробовал Никколо
Боль и тревогу в том, что город восстанет против ее прав.
Вновь двери отворились: в храм ступил Джованни Градениго,
И новость, что его настигла, решил отец проверить сам –
Мария, голову склоня на грудь любимого Никколо,
Стояла, ожидая скорбно, что отречется их семья…
Никколо, глядя на него, сказал, что очень сожалеет,
Судьба жены ему важнее, так, видно, было суждено:

- «Отец, прости, что не сказал… Я знал о тайне Мариэли,
Во благо этот был обман, во имя благородной цели –
По справедливости взгляни: она кротка и милосердна,
Людей так любит, пусть они в своем невежестве неверны…
Отец, ведь я люблю ее! И разделю Марии участь
В любой стране, в любом краю, куда ни приведет нас случай».

Увещевать стал капеллан Джованни о духовном чаде,
Он подтвердил, что Бога ради их тайну скрыть благословлял.
Отец задумчиво смотрел без гнева на невестку с сыном,
Был горд, что сын уже мужчина, что верен он, умен и смел:

- «Никколо, я же не сержусь, я тоже полюбил Марию;
Сейчас меня снедает грусть, и помощь нам необходима –
Утихомиривать толпу придется с помощью закона,
Но я соратников найду, и герцог свое скажет слово.
Мария дочь моя теперь, и я не дам ее в обиду,
Мы выше суетных страстей: она из рода Градениго!»

И он обнял своих детей, сказав, что дочерью гордится,
Что рядом хочет видеть лица их до скончанья жизни дней.
Мария счастлива была, благодаря друзей и Бога,
Моля, чтобы скорей умолкла о ней недобрая молва.
И вот из церкви выходя, они перед толпой предстали –
Глухое, робкое роптанье сливалось с шепотом дождя…
Спасенного ребенка мать отдельно от толпы стояла,
Но лишь смотрела благодарно, боясь Марии что сказать.
Джованни Градениго шел через толпу к причалу первым,
Три молодые пары следом, людской молве наперекор –
Там, у причала герцог ждал, при всех поцеловав Марию,
Встал у колонн посередине и людям властно он сказал:

- «Я Дож Венеции! А вы – народ республики свободной,
И чтить законы все должны с времен истории исходной,
Так вспомните! Какой завет был заключен с Владыкой моря?
Не только дож был в тот момент, был Ангел Божий в этом споре –
Владыка моря мог стереть Венецию с лица земного,
Пучина всех ждала и смерть, но сказано Завета слово;
Владыка исполнял его, и мы молилися веками,
Чтоб небо свет души дало ундинам… В этом самом храме
Принял Господь Владыки дочь, благословил и дал ей веру –
Должны мы, люди, превозмочь страх древних, темных суеверий!
То Божья провиденья глас, и мы противиться не вправе.
Но может кто-нибудь из вас сказать о ней худую славу?
Молчите… Многие должны ее благодарить всечасно,
Вы злобный глас худой молвы возводите теперь напрасно –
И я напоминаю вам о долге и Господнем слове,
Что мир дал нашим островам - Завет, он стал для нас законом!»

Народ потерянно молчал, смущенно отводили взгляды,
Стыдясь напоминанья правды, что их сразила наповал:
Они забыли предков долг… И перед герцогом с Марией
Все люди головы склонили, и ропот суетный умолк…
И снова радостные дни в судьбе Марии наступили,
Ее признали и любили, за помощью к ней люди шли.
Так подошел черед зимы, и время Рождества минуло,
Огнями яркими мелькнуло, навеяв сладостные сны.

Глава 8.

Но в середине января тревожить город стали вести,
Что в странах дальних и окрестных уходит из-под ног земля –
Не стало многих городов, и разрушения огромны,
Наполнен страхом мир и стоном, остались люди без домов…
В церквах Венеции народ молитвы о ее спасенье
Возносит, просит охраненья и помощи от всех невзгод.
Но двадцать пятого числа кошмар Венецию настигнул:
Земля тряслась в порыве диком, звонили все колокола!
Палаццо, церкви и мосты трещали, падая в каналы,
И на людей летели камни с туманной страшной высоты.
Метались люди среди них, ища своих родных и близких,
Моля пощады для их жизней, ловя ответный тихий вскрик…
Кто мог, садились на суда, стараясь пересечь лагуну,
Но словно надрывая струны, в канале завелась вода:
Земля вздрогнула еще раз, и с тяжким рокотом и стоном
Канал свое покинул лоно, навстречу морю устремясь –
Вода ушла! На голом дне лежали жалкие обломки
Домов, колонн, судов и лодок, на ужас замершей толпе!
В погибельный и страшный миг молился кто-то, так как прежде,
Но кто-то потерял надежду, и в душу снова мрак проник:

- «Проклятье навлекла на нас златоволосая ундина!
От дьявольских ее проказ избавиться необходимо!
Спасемся мы, убив ее и всех, кто будем рядом с нею –
Предатели и воронье, идем же суд вершить скорее!»

Мария в этот миг была на улице, среди завалов
Она с подругами искала людей израненных тела –
Беснующаяся толпа кольцом их окружила плотным,
Крича слова проклятий злобно, к колоннам Марка повлекла.
И вот уже Сан-Марко крест – людей отряды из проулков,
Чеканя шаг по камням гулким, идут толпе наперерез!

- «Оставьте их! Мы не позволим, ундина не повинна здесь –
Все обвиненья бестолковы, она дана, как дар небес!
Смотрите! Сколько жертв и горя, Мария же всегда средь нас,
Спасения не ищет в море, с судьбой Венеции сроднясь».

И кто-то этим внял словам, но остальные помрачнели,
Ожесточась в своей идее, но драку капеллан прервал:

- «Остановитесь! Божий гнев нам за грехи сегодня послан,
Раскаяться же не успев, несете душам вы угрозу –
Грехи вы множите сейчас и обвиняете безвинно
Ту, что всегда спасала вас, а души верой озарила!»

Его слова в который раз запали некоторым в душу,
Но полностью обезоружить толпу не удалось сейчас.
Вот снова дрогнула земля, и с башни камни полетели,
По стенам прорезались щели, до самой мостовой дойдя…
Никколо в этот самый миг к Сан-Марко выбежал с друзьями,
Тревога, страх его терзали, но он сдаваться не привык –
Он встал пред сумрачной толпой, сторонники, друзья с ним рядом,
Мечи сжимая, баселарды, сильны своею правотой.
И через несколько минут Никколо был уже с Марией,
Счастливые, они отныне своих не размыкали рук.
…Но землю сотрясала дрожь, и поисковые отряды
Завалы разбирали рядом, когда на площадь вышел Дож:
С ним вышел Малый весь совет и главы знатнейших фамилий,
Чтобы увидеть всю картину, от бедствий оценить ущерб.
Но увидав, что сыновья среди толпы вооруженной
Жен защищают, пораженно у храма замерли князья…
Гвардейцы Дожа, подоспев, толпу на время усмирили,
Когда явился перед ними Царь вод средь юношей и дев –
Все были вооружены, глаза холодны и бесстрастны,
Но так сильны, быстры, опасны Владыки дочери, сыны!
Мария кинулась к отцу, загородив дорогу к людям,
Пытаясь защитить их судьбы, что были так близки к концу:

- «Отец мой, нет! Прошу тебя! Они не знают, что творили,
Чрез ужас нынешний пройдя, лишь страхом были одержимы.
Но если можешь, помоги, спаси Венецию от смерти!
И для меня, моей любви, сдержи волнами стоны тверди!»

- О, Мариэль! Мое дитя, пойдем сегодня же со мною,
Во всех грехах тебя винят, оставь! Вернись в родное море!

- «Отец! Ты отпустил меня, ты также выбор мой одобрил,
Здесь дом мой и мои друзья, но вас всегда я буду помнить!
Любовь твоя мне дорога, твоя забота и защита;
Но жить я в море не смогла, и сердце было бы разбито –
Никколо и моя семья, все для меня на свете этом!
Отец, спаси! Молю тебя! Так предначертано Заветом…»

Отца Мария обняла, рыдая от душевной боли,
Его любовь, заботу помня, решения его ждала –
Владыки дрогнуло чело, и он поцеловал Марию,
Погладив локоны златые, смирился с тем, что суждено.
Никколо принял он поклон, взглянув на Градениго с Дожем,
Принял приветствие как должно, к канала лону подошел…
И к югу руку простерев, призвал течения морские,
Тотчас в ответ его призыву послышался далекий рев –
То волны повернули вспять, и им отозвалась лагуна,
С рокочущим протяжным шумом вода в ней стала прибывать!
И хлынула в Большой канал, подняв со дна суда и лодки:
Побиты, в трещинах по борту они кренились на причал…
Послышался подземный гул: в земли остовы бились волны –
Дрожь замерла, утихли стоны, стихии кончился разгул!
Землетрясение прошло, раскаты робкие, глухие
Все дальше эхо уносило, в глубины недр, на тверди дно…

Глава 9.

Царь моря глянул на толпу, и люди на колени пали
Под взглядом, что острее стали гвоздил к позорному столпу:

-«Народ Венеции! Сейчас я просьбу дочери исполнил,
Чтобы ее мечта сбылась, свою пред ней смиряю волю –
Я и теперь не признаю ни прав людей, ни жалких жизней:
Где ваша вера!? На краю от Бога отреклись вы в мыслях,
Не каялись в своих грехах и не просили отпущенья,
Терзали ненависть и страх сердца, достойные презренья!»

Но Мариэль, его обняв, пыталась гнев отца умерить,
Ведь тяжко так земное бремя, и не во всем Владыка прав:

- Отец, не все ведь таковы, взгляни! Здесь много и достойных
За веру и дела хвалы, хранят их души божью волю.
Но есть иные… И слабы они в своем пути напрасном,
Перед ударами судьбы трепещут их сердца всечасно…

- «Мое любимое дитя! Ты рождена на счастье людям,
И может быть, года спустя они поймут дар божий чудный –
Ты им готова все простить, найти любое оправданье
Там, где терпенья рвется нить пред мраком душ земных созданий.
Но в страшном хаосе сейчас, что многие настигнул страны,
Я Господа расслышал глас: призыв к молитвам покаянья!
Но люди их не принесли…И новых бедствий вереницу
Из чрева горестной земли исторгнет божия десница –
Что станется тогда с тобой? И что изведать приведется,
Когда болезнь, потери, боль навек сокроют счастья солнце…
Жемчужинка, пойдем со мной: пусть ты с Никколо будешь розно,
Но в море обретешь покой, вернись домой, пока не поздно!»

- Отец, я так тебя люблю! Но жизнь мою и жизнь Никколо
Господь соединил в раю, и мы Его исполним волю –
Он сил нам в испытаньях даст, пусть на земле истлеет тело,
Но знаем: вечность встретит нас: свою мы не утратим веру!

Отца горячая слеза упала на руку Марии,
И время замерло над ними, когда разверзлись небеса!
В потоке света над крестом возник печальный Ангел божий,
И души отозвались строже укору пред самим Христом:

- «Владыка моря! Правый гнев смири пред юдолью земною:
Так много жизней, догорев, уйдут в болезни страшной скоро…
Мир много накопил грехов, и нераскаянные души
Всевышнего не слышат зов, огонь страстей сердца их сушит.
Кто беден, суеверный страх заветы божьи затмевает,
А жажда золота в мечтах подводит к самой темной грани;
И у богатых свой порок, гордыня, жадность, равнодушье:
Следы их заметет песок, а стон Господь не станет слушать.
Народ Венеции! Мне жаль, вам не избегнуть испытанья,
Отца небесного печаль пусть утешением вам станет –
Он пережить позволит то, к чему вели дела и мысли,
Воздаст за все добро и зло, и будет вера мерой жизни…
Покайтесь! Каждый новый миг последним может оказаться:
Покайтесь, ведь Господь велик, а судьбы в вечности вершатся –
Признайте грех перед собой, и, никого не обвиняя,
Без оправданий, всей душой, покайтесь, ваш Создатель с вами;
И помощь вам он ниспошлет, пусть жизнь окончится земная,
Когда настанет свой черед: Он примет вас в чертоги рая!

На город движется чума! И от нее не скрыться бегством –
Весь мир накроет эта тьма, пороков горькое наследство;
Она опустошит дома, посеет ужас и смятенье,
И станет высока цена за ниспослание спасенья…
Но здесь, в Венеции, болезнь побеждена впервые станет,
И в герцога Дандоло честь в Сан-Марко установят камень:
Андреа, много славных дел свершишь до своего ухода,
Пускай не все, что ты хотел, но станешь памятью народа!
А после… Лишь недолгий взлет в теченье четырех столетий –
Тогда Венеция падет на радость алчущих соседей:
Падет Республика! В века Венеция войдет, как чудо,
Прекрасный город, к облакам летящий в водах изумрудных…
Но незачем о том жалеть, Республика алкает власти,
Ища богатства, сеет смерть; но город этот мир украсит!
Никто не сможет повторить творение венецианцев,
И в мертвом камне воплотить мечты спасенных здесь скитальцев.
Опорой вера им была, и потому-то над палаццо
Здесь колокольни, купола к престолу божьему стремятся –
И с каждым веком красота здесь будет множиться на диво
Во славу имени Христа! На память стонущему миру…

В седых веках у этих стен завет с Владыкой был условлен,
И город стал благословен, свой свет даря созданьям моря –
Теперь я вижу пред собой нашедшую любовь ундину
С прекрасной, трепетной душой, чистейшей, праведной, невинной:
Я видел все ее пути, любовь, прощенье, состраданье,
Но в людях мало смог найти таких стремлений и желаний.
Мария! Божья благодать сияет над твоей главою,
Тебе дам право выбирать, и дверь к спасению открою –
Покинь Венецию сейчас, возьми с собой своих любимых,
Пока чума не разлилась: я унесу вас к краю мира!»

Народ на площади застыл, дни жизни в памяти мелькали,
Но многих скоро ожидали объятья хладные могил.
Но некого теперь винить, и оправдаться тоже нечем –
Судьбу свою в дороге вечной лишь покаяньем облегчить …
Князья и герцог, помрачнев, стояли, дум полны тяжелых,
О бедствиях страдали скорых, приняв смиренно божий гнев;
И до конца исполнить долг, возложенный почетной службой,
Готовы все единодушно, как жребий не был бы жесток.
Но Дож смотрел на Мариэль, Никколо и племянниц юных,
Боясь сгореть в тоске безумной, тяжелых не снеся потерь –
Перехватив Владыки взгляд, что дочь не отнимал от сердца,
Младым супругам молвил герцог, предвидя боль своих утрат:

- «Покиньте город! Если вас увижу жертвою болезни,
С реальностью утрачу связь, и стану людям бесполезен –
Мария, Бьянка, ты, Агнес! Вы трое мне дороже жизни,
Мне не снести помянных месс, тоску, отчаянные мысли.
А что же, если боль утрат настигнет здесь сердца влюбленных?
Супругов будет ждать закат, вас – времена страданий темных…
Не должно быть тому! Весна еще цветет над жизнью вашей,
Благословив любовь саму, и мир вокруг сияет краше:
Покиньте нас! Через года, быть может, вы сюда вернетесь,
А там, где пронеслась беда, следы с земли очистит солнце».

В слезах отца поцеловав, Мария к Дожу обернулась,
Она печально улыбнулась, на помощь Господа призвав:

- «Я не могу покинуть город, пришлось бы взять с собою всех –
Мне каждый человек здесь дорог, как жизнь моя и божий свет…
Прости, отец! И вы, мой герцог, приемную простите дочь,
Вы дали мне любовь и средство душе мятущейся помочь:
Я так люблю и вас, и Бьянку, Агнес и новую семью,
Что сердце замирает зябко, как в будущее посмотрю…
Но милосердие Господне без края светит над людьми,
Небесный вестник нам сегодня открыл судьбы грядущей дни –
Теперь мы знаем… И грехами мы заслужили этот крест,
Но вера да пребудет с нами, и мы услышим благовест!»

Она взглянула на друзей и за руку взяла Никколо,
Боясь безмолвного укора, ища поддержки в них теперь:
Никколо улыбнулся ей и ласково щеки коснулся,
Тепло любви мешая с грустью, что многих слов пустых верней.
А рядом с ними их друзья в раздумьях тягостных стояли,
Они Марии выбор знали и знали, что она права –
Одним нельзя от бед спастись, здесь их родители и семьи,
Здесь память прошлых поколений, лишь здесь грядущая их жизнь…
Улыбка Ангела светло Сан-Марко площадь озарила,
Пусть в ней печали много было, но с ней отчаянье ушло:

- «Мария! Ныне выбор твой всего прошедшего прекрасней,
Ты верою и добротой спасешь немало судеб разных;
Благословение с тобой Господне будет неизменно,
И тень болезни роковой твое не остановит время!»

Глава 10.

Чума в Венецию пришла, и стоны многих зараженных
Далеко разносили волны, и горько новая весна
Взирала на ряды могил, на изувеченные трупы
В нарывах гнилостных и струпьях, на жуткой смерти жуткий пир…
Но Дож с советниками ввел с болезнью новые законы
И ограничивал сурово разгул, грабеж и произвол;
Указом герцог повелел особо выбранным командам
Уборку грязных улиц смрадных и вывоз зачумленных тел.
Среди лагуны вдалеке был выбран остров Лазаретто,
Где хоронили до рассвета умерших в боли и тоске.
Сюда же в долгий карантин прибывших в город отправляли,
Где корабли и люди ждали решенья доктора по ним.
В Венеции закрыли порт и многолюдные таверны,
Рассадники болезни, скверны, что пустовали целый год.

Мария с помощью сестер ухаживала за больными,
При докторе бывая с ними, болезни злой наперекор;
Она лечила их тела и веру в душах укрепляла,
Утешиться им помогала, отрадою для них была.
За каждый новый светлый день она молитвы возносила,
И Господа благодарила за выживших еще людей.
Она к спасенью привела закрытые для света души,
И посреди промозглой стужи согрела искоркой тепла.
И даже те, кто умирал, в молитвах возблагодарили
Любовь и доброту Марии, чей свет их слезы осушал…
И часто средь больных огней врывались в зачумленный город
Ветра, что звал Владыка моря для милой дочери своей –
Они развеивали тлен и уносили прочь заразу,
Пары гниения, миазмы, здоровье принося взамен.
Чума утратила здесь власть чрез полтора ужасных года,
Но множество еще народа сгубила прежде, чем пропасть.
И все же, над землей кружа, болезнь ушла гораздо раньше,
Оставив в городе уставшем непобежденных горожан!

Зима минула, вновь весна раскинула над миром крылья,
И вот счастливая Мария сидит с Никколо у окна –
Здесь рядом в колыбельке сын протягивает к солнцу руки,
А море среди сотни звуков с ним шепчет голосом родным…
Болезнь не тронула их дом, не тронула друзей любимых,
Смерть каждый раз скользила мимо, но сердце сковывало льдом –
От тяжкой боли за людей, от страха за родных и близких,
От тягостных тревожных мыслей, бессонных горестных ночей.
Но все минуло… Новый день им счастья открывает двери,
Надежда, их любовь и вера сияют ярче и сильней.
В судьбу Венеции вплелись их судьбы нитями златыми,
Святого Марка крест над ними хранит грядущую их жизнь.

***
Там, где клубятся облака над синевой морской бескрайней,
Где эхо вторит гомон дальний, и горизонта нить тонка –
Там дивный город возведен, в ветрах летящий над волнами,
Средь вековых воспоминаний погружен в ожиданья сон…













Читатели (154) Добавить отзыв
 
Современная литература - стихи