Уходит жизнь, уходит безвозвратно, укол в висок не страшен для морщин. Лишь песенка со сцены ресторана закачивает в кровь адреналин!
Когда-то занавес взлетал, как птица и опускался только на заре. Давно, ещё при матушке царице и батюшке, отце родном, царе!
Сидели девушки и, просто, б..ди, их дамы сторонились, как огня. А мальчики, украдкой в зубы глядя, меж столиков гребли, мошной звеня.
Купцы не знали слов браток и сударь, а обращались вольно - человек. И горько плакали, зовя паскудой, не зная слов ни гей ни гомосек.
На сцене песенку в шесть рук лабали и к ми бемоль тянулись пацаны. Работали над телом вышибалы под крик расстроенной седьмой струны.
А много за полночь, когда дымилась скабрезность, выжигая черепа, заре без ропота сдалась на милость от водки мокрая весёлая толпа.
В конце скажу, но только между нами, что золотник тем дорог, что был мал. Всё видел я вот этими глазами и, вот те крест, ни строчки не соврал.
|