Я тебя выдумал, словно музыку, каждую ноту,
Облик твой, в книгах искал, на страницах романов Гёте.
И заставляя звучать тебя, будто сонаты Баха.
Пришел в мастерскую и начал писать красками чувств и страхов:
По мельчайшим крупицам тебя собирал,
По зерну, как песчаную фреску.
И решил буйный нрав в кандалы заковать,
Час пришёл обрамить твою бездну...
Багетчик вздохнул: «Не получится, жаль...
Ваш холст очень нежен, и рвётся.»
Но я был решителен, твёрдо сказал:
Что холст обрамить, мол, придётся!
«Есть в вашей картине вторая загвоздка,
- Сказал сухо мастер. – капризна к воде.
Смогу вам помочь пропитать ее воском
И больше ее не носите ко мне.»
Я слушал и злился, я сделаю сам все!
Проклятый багетчик, не нравился мне!
Я в бешенстве бросился прочь, задыхался.
От мыслей своих становился мрачней.
Вернулся домой, взял дубовую рамку,
Расправил картину, склонился над ней.
Сейчас обуздаю, скую твою бездну,
Но фреска рвалась, становилась бледней.
Зачем тебя создал? Ты мне не подвластна!
Картины глупее никто не писал...
Какой же я жалкий, какой несуразный!
В тот миг осознал свой ужасный провал.
Схватил со стола я портрет, с грубой силой,
Всю скомкал и смял, превратил тебя в шар
И выкинув в урну, покончил с картиной.
В душе, наконец, прекратился пожар.
Прошло много лет, я забыл все, что было,
Приехал в Париж, чтоб взойти на Монмартр.
Услышал, о той нашумевшей картине,
Что всех поразила. Проснулся азарт.
Вошёл в галерею, там пахло свечами,
В просторной фойе было много людей.
Я, как на свидание, приехал с цветами,
Поднялся наверх и застыл перед ней.
В торжественной зале, для сюрреализма,
Висела картина, что создал я сам.
Я слепо, в те дни, любил дух эстетизма.
И думал, что ты не идёшь по чертам.
Но ты, как алмаз, в руках у ценителя:
У ювелира, мастера иль знатока.
А я был мальчишкой, стыдился твоего величия,
Не смог оценить, был простой дилетант.
И вот я стою, как на паперти нищий,
Как листик осенний, на ветке, дрожу.
Зачем без тебя мне все эти столицы?
Ты вырвала душу мою.
Искусство, в веках, остаётся нетленно,
Как будто Мадонна сошла предо мной.
И я приклоняюсь на оба колена,
Перед твоей неукрощенной глубиной.
|
