1.
Овцы – такие же, как во времена Авраама, пасутся в окрестностях Рима под мелодичную речь пастуха. Овцы, они не меняются. Блеющие восклицания, грязно-густое руно, черные ножки. Трава жухлая; над горизонтом тучек папаха. И ни о каких кесарях ни помина. Выщипали, словно овцы, клевер, люцерну столетья. Статуи – да, громоздятся. Те, что у греков утырили. Аляповатые копии, форумов завсегдатаи с тогами через плечо. Дух же великого Рима, что вдохновлял так Петрарку и Августина Великого, русских царей или фюрера, выщипан ими «под ёжик», как безмятежно щипали, метко и четко, с губы.
2.
Миролюбивые овцы сглаживают это поле над глубиною могил и переломом окопов, призраки тех поедая, кто не вернется, в желудках их упокоив и помня больше о них, чем живые;
странноприимные овцы, под вислым брюхом которых спрятал себя и команду некогда царь Одиссей.
О, если б так было можно нынче укрыться двум-трём странникам, что на таможне жмутся с одним чемоданом, без ковид-паспорта, храбро к низу тележки приклеясь…
Но от туристов мне тошно! Не путешественник – значит, слишком завидую белой завистью этим счастливцам. Только овца мне близка.
В виде животном, природном, или другом, переносном, в образе всечеловечном я ее где ни встречал:
и во дворах, где, воняя, пиво сосала, в маршрутках, маркетах, на перекрестках, всюду, короче, везде.
Это животное наше, сакральное и тотемное; шерстка скаталась колечками, а кое-где колтуны – где ухватила история, как ухватила история, и блеяла либо брыкалася эта овца напролаз…
Пасется она ль возле Рима, на фоне ли гор, на равнинах, она одолеет пространство, выщипав степь постепенно,
с ним – время, его не приметив, вслед монотонно проблеет эклогу, обедню, речевку,
что Ромулу, что Парацельсу, что фермеру, что пастушку.
14.10.2021.
|