"Протокол обновлён", — третий час вещает четвёртому, своему близнецу однородному.
В перстня́х из осок, в венке из кувшинок лежу, коряга впилась в глаз, лоскутная струится кожа — легко от мышц оторвалась, а мимо плавают: прохожий — раздутый, чёрный, вниз лицом, и эта рыба непростая с икорным толстым животом. Бесплотный час на рыбьих рёбрах поёт, что каждый здесь немой — не жив, воссоздан он из кости остановившихся времён. У снулой рыбы круглый год, с икрой приходит обновленье, мир тужится, ещё мгновенье и рвётся временной живот.
А я икры не родила — лежал живот на животе, но против правил — я в воде, а у воды свои дела: секундой клеить дырки суток, минутой больший промежуток, латая непрерывность мира — взрыворождённого кумира, и тем людей сводя с ума.
Правила есть у горы, у меня был — ты, но верёвка, камень — это против правил. Раки с глазами святых мои обгладывают пальцы, а после ангелов своих подбрасывают в лунных пяльцах Ты-дых, ты-дых, ты-дых, ты-дых. Луна мне, бледной, говорит: "Послушай! Песню песнь молитв: Вода — живые, мёртвые — пена, а тот, кто главный — над пеной слева, он добрый, он его простит".
|