Человеческое и где-то женское

Она, как бусинка, горошинка,
кто не терял, тот не поймёт,
одна на свете, одинёшенька,
и в однокомнатной живёт.

В окошке, вымытые дочиста,
лета, как облака плывут.
Её уже зовут по отчеству,
да только замуж не зовут.

Судачат — ишь, какая стала — и
не девка, не жена, не мать.
А у неё глаза усталые,
и у виска седая прядь.

А у неё года не числами,
и красота не от земли.
Она — святая дева, чистая,
а люди — старой нарекли.

Какое скверное пророчество —
улыбка, а в глазах печаль.
Седая дева одиночества,
о чём-то плачет по ночам.

О чём-то тайном тихо молится.
О чём-то просит эту жизнь.
А спросят, ведь и не обмолвится,
а нам бы знать — о чём, скажи?!

Она посмотрит, будто душно ей —
вздохнёт, и скажет: ни о чём...
На чьё-то слово равнодушное,
лишь зябко поведёт плечом.

...И так мучительно захочется
согреть, наполнить, оживить
пустое сердце одиночества —
её не сбывшейся любви.