Из ранних – первые: скворцы
в сети акаций и шелко́виц.
Мигранты в лучшей из квартир –
по чину птичьих кошельков их.
Транзитный город ожил. Говор
на босых цыпочках летит
воздушней злаковой пыльцы
по дому сонному – из комнат
к окну сбегаются на гомон
в древесных кронах – плебисцит
кочевников. О чём, о ком он?
Жильцы (годов… от плюс пяти)
приоткрывают люксы птиц –
глядят, едва дыша на стёкла –
так близко, рядышком – на столько,
что только руку протяни.
“До Цинциннати от Янцзы
по ситцу сине-голубого
скатился цитрус-апельсин…” –
засело в детской, полуголой…
доверчивой душе – уколом
скворцовых пикколо-терцин.
Не знаю лучшей из вакцин
от равнодушия – эболы
невосприимчивости боли,
печали, радости – окстись.
Поют – усердствуют по полной –
сантур, серебряный регистр.
Сапфировый бездонный Истр
пронизанный хрустальным соло
разлился в города и сёла –
от Тяньаньмэнь до Baker Street.
Манишки, фрачный антрацит,
фальцетный говор бестолковый.
Конгресс дворецких? Во дворцы
скворцов допустит разве… повар –
как станется застольный повод
паштетом “Starlings” закусить.
Что улыбаешься в усы?
Певцы – не ровня львам сановным.
За Донжуаном – Казанова –
не приструнить таких на “цыц!”.
Как соберутся славословить,
галдят без меры и границ.
Скворцы… серебряная нить
в полотнах утреннего шёлка,
разостланных от сих, до… Волги –
до самой синей из криниц.
Звенит лазурная финифть.
Бедлам. Мне дела нет иного,
как только слушать их интим
(как в детстве – в окна, босоного).
Истома сердца, bossa-nova.
Тридцатилетний рецидив
забытой немочи среди
поющей сельвы Ориноко.
Весной особо одиноко –
откочевал бы на Итиль.
Как всё же нестерпимо зво́нки
у грани переломных цифр
стаккато перелётных цитр.
Хронический психоз дороги –
погостевал в пути и трогай,
пока не тронулся с тоски.
05.05.2020
|
