Лишь взгляд, одно мгновение, Рукою быстрое движение, И он стоит перед тобой, Проповедуя всем видом лишь покой.
Нет уже бури в сердце и в душе, Смог выжить он в страшном мятеже. Нет и засухи губительной внутри, Которая превратит всё в сухари.
На нем улыбка, которой веришь, При нём совсем не лицемеришь, Говоришь всё, что на душе лежит Как камень из надгробных плит.
О том, что нет уже внутри живого, Не осталось и следа от стержня былого, Устал так жить — без эмоций и сил, Сам себе уже я не мил.
Рот немеет всё больше от слов, Но не выносит он на дух слабаков. И я продолжаю душу перед ним изливать, Чтобы вскоре стало легче дышать.
Остались лишь горы тёмной золы, Где раньше красовались золотые мосты, И кинутые навзничь мрачные тела, Олицетворявшие меня перегоревшего не раз дотла.
Уже не мог говорить, иссякли силы. Свои же руки все сильней меня душили. Упал на колени перед последним живым, А он так и стоял с улыбкой недвижим.
Снова вернул он меня назад, Как бы назвали это место верующие-ад. Продолжает искренне смеяться, смотря на меня, Хоть и находится лицом у синего огня.
Но он не боится смерти и расправы, У него совсем другие нравы. Он лишь старая моя фотография, А это моя новая эпитафия.
|