На нерест идёшь гурьбой,
отнерестишься и в банку,
ощупью по одной
(зги не видать спозаранку).
Не закрывая век
льнёшь к жестяному дну,
соль выступает на лбу.
Вот он идёт – рыбий бог,
ну подставляй свой бок —
пробуй на рваную жесть
нежным филейным осесть.
Спросит херню, пустяк:
зачем я курю косяк,
в общественнозначимой банке.
Ясно, что мой косяк:
ведь не болит голова
в задраенном наглухо танке,
лежи себе просто так,
прижавшись потными спинами,
хвостом выравнивай линию
стального монохребта.
В томный апрельский вечер –
на френче, на рыбном отвечу
(как будто посол не в банке,
а в лакшери спа):
"Знаешь, мон шер папа́!
в сотне засоленных около ста —
одиночества,
(плевать, кто там против, тем более — за),
из них состоит косяк, как, впрочем, любая толпа.
Господи, вот за что?
Так затянуться хочется?"
И выдохну сладкий дым в прищуренные глаза.
|
