Я стою у последней черты,
где кончается связь со вселенной.
Здесь разводят над бездной мосты,
ангел грешный тоскует бессменно.
Обернулась — за мной стоят дни,
что дарили мне лучики света.
Шепчет голос стальной: «Ну, шагни!
Ты живёшь вопреки, без билета».
Сочинённая мною строка
пусть вам будет последним билетом.
Я тону и печаль глубока,
опоясана тесным браслетом.
Это просто такая судьба,
за весну затяжную расплата,
где душа была в теле слаба,
да и та отошла без возврата.
Жизнь идёт как сплошной черновик
из сплошных неудач и сомнений.
Как надорванный выстрелом крик
оборвётся глава невезений.
2019
Глазами чьими я смотрю на мир?
В 9 лет она была знаменита на весь Советский Союз. Тогда её называли «эмоциональным взрывом», «блистательным талантом», «пришельцем из космоса»…
«Во всём — азарт и максимализм отношения. Если любовь, то огромная. Преданность — предельная».
Елена Камбурова о Нике Турбиной.
Поэзия — это особенный взгляд на мир. Есть какая-то мистика в судьбах почти всех русских поэтов. Почти все они — неприкаянные души, зачастую алкоголики, наркоманы, психически ненормальные и совершенно неприспособленные к реальной жизни люди. И как закономерность — умирают молодыми, чтобы стать легендой. Словно всё это — расплата за божий дар. Словно падающие звёзды, вспыхивают они на небосклоне, оставляя в наших сердцах свой свет.
Сегодня уже не все помнят о гениальной девочке Нике Турбиной, которая в 9 лет была знаменита на весь Советский Союз. Тогда её называли «эмоциональным взрывом», «блистательным талантом», «пришельцем из космоса», «ребёнком Пушкиным», «поэтическим Моцартом», и просто «последовательницей творчества» несравненной Ахматовой.
Отрезок длиной в 27 лет, в которых было всё — стремительные взлёты и болезненные падения, слава и забвение, любовь окружающих, порой граничащая с идолопоклонничеством, и одиночество, поэтическое вдохновение и алкогольный бред. 11 мая 2002 года жизнь 27- летней поэтессы трагически оборвалась. Она выпала из окна 5-го этажа.
Короткая биография Ники ещё не существует в бесспорном, «каноническом» варианте. Расходятся даты, факты, адресаты обвинений. Одни из участников её судьбы отказываются от всяческих комментариев, другие чересчур категоричны, третьим не хватает искренности.
Эта девочка действительно наперёд знала свою судьбу и даже предсказала собственную смерть. Вы только послушайте… Вслушайтесь… Насколько проникновенно, с каким неистовым надрывом звучат стихи 8-летней Ники!
Как больно, помогите!
В глазах — беда!
Но годы-паутинки
Растают без следа.
Рукой не обопрёшься —
Душа пуста.
По волчьим
Тропам бродит
Моя звезда.
Судьба её оказалась трагической и короткой, как её стихи, и трудной, как её характер.
Может ли поэт предсказать собственную смерть в своих стихах? Может ли человек запустить программу самоуничтожения в своём подсознании? Или всё в руках слепой случайности?
Верно ли утверждение, что ребёнок, с малых лет занимающийся поэзией, обязательно вырастет светлой, сильной полноценной личностью? И почему люди зачастую не хотят видеть в поэте человека? Или боятся его увидеть, скрывая человеческую сущность под избитыми ярлыками и масками вроде «гений», «пророк» и т. п.
В чём прячется мудрость? В смирении со своей участью, со своим предназначением? Или она состоит в том, чтобы повернуть судьбу вспять?
Сегодня мы уже имеем право рассуждать о том, почему рядом с Никой в страшные часы депрессии, когда из груди рвался беззвучный крик о помощи, когда болела душа, когда просто хотелось «тепла, рук и глаз», никого не оказалось рядом. Никого, кто бы пожалел, кто бы нежно погладил и прошептал: «…бедненькая моя, кто обидел мою девочку?» Может быть, тогда бы ей захотелось жить?
Звёздный ребёнок, или ступени вверх
Родилась Ника Турбина 17 декабря 1974 года в Ялте, её первые годы прошли в небольшой квартирке на улице Садовой. Жить стихами она стала гораздо раньше, чем научилась выводить палочки и крючочки — с четырёх лет.
В детстве у неё была астма. Ночами маленькая сочинительница будила маму или бабушку и умоляла поскорее записать строчки, которые возникали неизвестно откуда, словно кто-то их диктовал. В её стихах жили раковины, синева неба, горький аромат моря, следы на песке, корабли у причала — «чешуйками дождя покрыты, как две большие рыбы»… И тут же — надорванный выстрелом крик, бесконечные гулкие коридоры, волчьи тропы, страшные сны и невыносимая печаль.
Блокноты с записями стихов множились и пухли, девочка подрастала, начала записывать и зарисовывать сама. Училась Турбина в той самой ялтинской школе, где когда-то получала образование гимназистка Марина Цветаева.
В конце зимы 1983 года бабушка Ники, Людмила Карпова, узнав, что в гостинице «Ялта» остановился известный писатель Юлиан Семёнов, предприняла решительный шаг — отыскала его и буквально заставила прочесть несколько листков из блокнота.
Когда Семёнов узнал, что автору всего 9 лет, был потрясён: «Это гениально, просто гениально!…»
Уже через месяц, по его настоятельному требованию в дом Турбиных приехал корреспондент из «Комсомолки», а 6 марта о необыкновенной девочке вышла первая статья.
После выхода статьи последовало приглашение в московский Дом литераторов, где с подачи Семёнова состоялись первые публичные чтения стихов. Поэзия Ники Турбиной никоим образом не была связана с детством — наоборот, она была слишком взрослой.
А дальше началось: восхищение, умиление, обожание и многотысячные аудитории, ловящие каждое слово юной поэтессы. Весь Советский Союз рукоплескал Нике, восторгался её талантом, зачитывался её дивными стихами. Она выходила на сцену перед огромным залом,- маленькая, но очень серьёзная девочка с причёской, как у Марины Цветаевой, — и читала взрослым голосом: «Жизнь моя — черновик, на котором все буквы — созвездья…». Зал замирал в оцепенении.
Нику взял под покровительство мэтр Евгений Евтушенко: «Я не случайно назвал Нику поэтом, не поэтессой. С моей точки зрения, налицо редчайшее явление, а может быть, чудо: восьмилетний поэт». Он возил её в Италию и Америку, написал предисловие к её первой книге «Черновик», вышедшей к 9-тилетию поэта и разошедшейся фантастическим по нашим временам тиражом — 30 тысяч экземпляров. «Название этой книги мы выбрали вместе с Никой. Восьмилетний ребёнок в каком-то смысле — это черновик человека», — писал Евтушенко. Сборник стихов перевели на 12 языков.
Ника боготворила своего кумира и посвятила ему строки: «Вы поводырь, а я слепой старик. Вы проводник. Я еду без билета». А психологи уже тогда предупреждали его — столь стремительный громкий успех способен сломать жизнь не то что ребёнка, а даже взрослого, опытного человека, призывали его по возможности ограничить Никины выступления и избавить её от утомительных интервью. Но все предостережения врачей тонули в громе аплодисментов.
В том, что у неё был невероятный, фантастический дар, не было никаких сомнений — и объяснений тоже не было. Даже специалисты не могли дать определений этому уникальному явлению. С нею работали психологи, профессора медицины, экстрасенсы и поэты. Сама же Ника говорила: «Это не я пишу стихи. Бог водит моей рукой».
Девочка, декламирующая не по-детски мудрые, пронзительные и, в то же время, «больные» стихи, стала объектом пристального внимания со стороны не только журналистов и ценителей поэзии, но и различных научно-исследовательских институтов, которые пытались изучить феномен этого ребёнка-вундеркинда, но тщетно.
Кроме книжки, почти одновременно у Ники вышла пластинка со стихами, с которой звучал её живой детский голосок. Елена Камбурова спела несколько песен на Никины стихи.
В 12 лет Нику Турбину пригласили на поэтический фестиваль в Венецию, где вручили премию «Золотой лев». До Турбиной «Льва» русскому поэту вручали лишь однажды — этим поэтом была Анна Ахматова, и на тот момент ей уже исполнилось 60. А тут девочка, которой всего 12 лет!
Начиная с конца 1984 года, имя Ники Турбиной не сходило с газетных полос, о ней снимали фильмы и радиопередачи. В 14 лет она очень удачно снялась в фильме «Это было у моря» вместе с Ниной Руслановой. У неё была необычная, роковая, как будто специально для немого кино предназначенная внешность — зелёные глаза, каштановые волосы, родинка над губой. Настоящая сенсация!
…Именно тогда Ника впервые ступила на карниз, сыграв девушку, решившую инсценировать попытку самоубийства.
Расколоты судьбы, как грецкий орех
Казалось, сказка будет длиться вечно. Но она оборвалась столь же внезапно, как и началась. Новых взлётов не было. Ушли куда-то строчки, заставлявшие трепетать весь мир. А новые, если и писались, то на гениальность уже не тянули. Да и были ли эти, надиктованные кем-то строки, так мало похожие на детские, гениальными?
Шумиха вокруг имени юного дарования стала постепенно стихать и, наконец, уступила место равнодушию, а в 13 лет о Нике начали забывать. Подросток, сочиняющий стихи, — весьма обыденное явление. Наверно, именно поэтому публика потеряла всякий интерес к творчеству Ники Турбиной. К тому же, наступили другие времена, когда народ больше интересовали цены на водку и колбасу, нежели успехи юных талантов.
В семье Турбиных тоже произошли перемены. Выходит замуж и рожает второго ребёнка Майя Анатольевна — мама поэтессы. Сестра Ники — Маша, к великому облегчению матери, стихов писать не будет!
Ника решает продать своего «Золотого льва», но не целиком, а по кусочкам. Пилкой для ногтей она отрезает от статуэтки хвост, чтобы отнести в ломбард. Под позолотой прячется гипс! Международная награда на поверку оказывается простым гипсом.
Кроме того, взрослеющая Ника, не нашедшая общего языка с новой семьёй, бунтует. «Нам с ней стало очень сложно, — признавалась Майя, — с ней начались беды: Ника резала себе вены, выбрасывалась из окна, пила снотворное. Я так понимаю, что ей просто было страшно входить в жизнь…»
Ника уже не понимала, как жить. Как и зачем, если все этапы пути нормального поэта — слава, аплодирующие залы, автографы поклонникам на обложках собственных книжек, международные премии — уже позади? Просто бродила как сомнамбула, бормоча под нос никому не нужные строки.
События, происходившие в жизни Ники в дальнейшем, сменяли друг друга подобно кадрам странного, безумного, страшного кино. Ника совершила много разных, иногда странных и нелепых поступков, которые можно расценивать, скорее, как бунт отвергнутого подростка.
В 16 лет она под предлогом учёбы уезжает в Швейцарию лечить нарушенную психику и вступает в гражданский брак со своим психиатром, синьором Джованни, 76-летним профессором, гражданином Швейцарии. Муж старше на 60 лет, к тому же целыми днями пропадающий в своей клинике. По одной версии, он был милейшим человеком, давним поклонником её поэзии, по другой — чуть ли не маньяком, «зверски ревнивым старикашкой». Ника не любила вспоминать о своём муже, отвечала коротко и уклончиво: «Всё было красиво и трагично, как растоптанная роза».
Мучаясь от безделья на шикарной вилле под Лозанной, Ника начинает пить, а через год возвращается домой, оформив развод. По её словам, она поняла, что «кроме России, я жить нигде совершенно не могу. Хотя это звучит банально, патриотический идиотизм, видимо, во мне присутствует».
Шансов остаться за границей у Турбиной было предостаточно — когда, ещё в 1986-м году она прилетала в Америку, её и бабушку два часа не выпускали из аэропорта, всё спрашивали, не хочет ли она эмигрировать.
Затем Ника оказалась в Москве, пыталась учиться во ВГИКе. Затем в Московском институте культуры, куда её приняли без экзамена по русскому языку, она ведь так и не научилась толком писать. Вернее, разработала свою систему знаков, понятную лишь ей одной. Курс вела Алёна Галич, дочь известного поэта и барда, ставшая её любимой учительницей. Ей Ника писала расписку: «Я, Ника Турбина, даю слово своей преподавательнице Алёне Галич, что больше пить не буду». Но в конце первого курса, незадолго до экзаменов, девушка уехала в Ялту, к экзаменам она не вернулась. Мечтала стать режиссёром, но институт так и не закончила.
Потом выступала в качестве топ-модели — несколько её снимков было опубликовано в «Плейбое». Затем и до конца жизни, вместе со своим гражданским мужем Сашей Мироновым, вполне талантливым, но спившимся на фоне профессиональных неудач актёром, руководила театром — студией «Диапазон» на окраине Москвы.
И всё время продолжала писать стихи. Писала на клочках бумаги, на салфетках. На каждом попавшемся под руки клочке возникали талантливые строчки. Но она тут же забывала про них, писала снова, рвала в клочья. Жаловалась, что никому её стихи больше не нужны. «Зачем я их пишу? Не надо мне жить!… Если бы хоть 5 человек пришло меня послушать, ну, хоть один человек!»
Увы, стихи приходилось читать лишь самой себе, да опухшим от пьянства случайным приятелям.
Ступеньки вниз, или прерванный полёт
«Никогда не гибнешь от кого-либо другого, а всегда от самого себя». Ф. Ницше.
Полёт к звёздам обернулся трагическим пике. Ажиотаж вокруг малолетней поэтессы спал и, как это часто происходит, Нику со временем забыли окончательно. Слава исчезла так же неожиданно, как и появилась… А психологический стресс, который совпал с переходным возрастом, тем не менее, очень сильно повлиял на формирование психики.
У Ники не было ни образования, ни профессии, она толком даже не овладела грамотой. Никто и не позаботился о том, чтобы чудо-ребёнок, в трансе диктовавший стихи, восхищавшие весь мир, выучился грамотно писать! Никто не подсказал девочке, как дальше раскрывать и шлифовать свой поэтический дар. Она оказалась просто выброшенной на обочину.
Утверждать, что ребёнок, с малых лет занимающийся искусством, не важно поэзией ли, музыкой или живописью, обязательно вырастет светлой, сильной полноценной личностью, — большое заблуждение. Увы, это далеко не так.
Ника не сумела справиться с собственной жизнью, смириться с такой непоэтической действительностью. На глазах равнодушных взрослых, выжавших из «поэтического Моцарта», всё, что могли — деньги и славу — Ника Турбина превращалась в морального, на их взгляд, урода, абсолютно неприспособленного к жизни.
Ушли стихи, им на смену пришли наркотики и алкоголь. То, что Ника страдала алкоголизмом, не скрывали ни её мама и бабушка, ни Алёна Галич, её преподаватель в институте культуры и, пожалуй, единственная её подруга. Единственная, кто пытался спасти Нику от самой себя.
«Увы… Никуша страшно напивалась. Никакие зашивания на неё не действовали. Она тут же вырезала ампулы. Врачи говорили — это уникальное явление, на неё не действуют никакие методы. Ни-ка-кие! Это была страшная трагедия!…» — рассказывала Алёна Галич.
Ника писала расписки, что пить и опаздывать на занятия не будет, но через три дня снова погружалась в запой.
Из интервью 1995 года: «Хотите очень большую правду? Что мне сказать о том, что было в то время? Кроме того, что я уже сказала — холодно, голодно, тяжело. Очень хотелось тепла, любви, людей, рук, глаз, извините за банальность…»
О ней забыли и те, кто дал ей путёвку в большой мир — Евтушенко, Альберт Лиханов. Взрослая Турбина с иронией вспоминала свою встречу с Лихановым: «Сейчас я вас посмешу. Месяц назад меня нашла каким-то левым путём секретарь детского писателя Альберта Лиханова. Я пришла к нему. Лиханов долго на меня пялился, задавал совершенно хамские вопросы. Наконец, я говорю: «Альберт Анатольевич, зачем я вам вообще нужна? Я своё время потеряла». — «Я книгу пишу. Вы как подопытная мне очень нужны. Очень интересно наблюдать, как из маленьких гениев дураки вырастают».
Но, пожалуй, больнее всего для Ники оказалось пережить разрыв с её кумиром — Евгением Евтушенко. Вспоминает бабушка Ники: «А Евтушенко… Мы простили его. Или скорее — забыли. Он предал Нику. А ребёнка предавать нельзя. Он взял её и отшвырнул!» А сама Ника как-то сказала: «Я желаю ему спокойной старости».
Великий дар поэта обернулся даром великого отчаяния, поэтическое вдохновение — алкогольным бредом. Некогда блистательно-красивая Ника замкнулась в себе. В её небольшой квартирке на самой окраине Москвы жили только две кошки и собака. Людям Ника особо не доверяла. Впрочем, никто из людей рядом с ней долго не задерживался. Наверное, потому, что рядом с поэтом обыкновенному человеку просто нечем дышать.
«По улицам слона водили. Это была Ника Турбина. А потом слона бросили и забыли», — так говорила уже взрослая Ника, окружённая пустыми бутылками и сомнительными друзьями.
От редких журналистов она отмахивалась, как от назойливых мух, а на вопрос «Как вы представляете своё будущее?» — размыто отвечала: «Никак. У меня будущего нет, я живу сегодняшним днём и глупыми сентиментальными женскими надеждами. Посмотрим. Но я пишу, это меня ещё поддерживает». Или: «Более-менее всё тычет, движется. Я заканчиваю режиссёрские курсы, режиссёр театра и кино. Сейчас как-то подхалтуриваю, то в «Утренней почте» снимусь, то ещё где-то, такие мелочи, чтобы как-то на плаву удержаться. Со стихами всё прекрасно, пишутся. Жив ещё курилка». (Из интервью 2000 года)
Встречались и те, кто просто глумился над несчастной девушкой, к которой намертво прилепился ярлык «бывший поэт». Дескать, она совсем опустилась, стихов своих уже не помнит из-за пьянства.
Не обходилось и без ханжества: «Дальнейшая деградация нравственности и всей личности ребёнка была настолько быстрой и страшной, что мы не рискнём об этом писать, т.к. её родные ещё живы».
Я — полынь-трава
От алкоголизма Ника не может избавиться на протяжении всей жизни. Нарушенная психика не восстанавливается, отношения с мужчинами создаются и разрываются…
Никому не нужная, всеми забытая, она дважды падает с 5 этажа. Первый раз, в 1997 году, после ссоры со своим сожителем, пытаясь покончить с собой, как она сама потом говорила — «в шутку». На тот раз она отделалась переломом позвоночника, сломала оба предплечья, разбила тазовые кости. Деньги на лечение собирали всем миром — ялтинские и московские друзья, а ещё очень помог один американский бизнесмен. Удивительно, но «дядя Женя» (Евтушенко) никак не отреагировал на эту трагедию.
Всё обошлось: Ника перенесла 12 операций, о происшествии напоминали лишь неимоверные боли в спине и многочисленные шрамы. В газетах проскользнуло, что Турбина вообще парализована. Журналистам Турбина с усмешкой скажет, что просто вытряхивала коврик, поскользнулась — «Неудачно упала с пятого этажа. Осталась жива».
Её «самоубийства», скорее, были псевдосамоубийствами. Ника, действительно, и с балкона до этого прыгала, и вены резала, но сразу бежала их зашивать. Многие, и, прежде всего Алёна Галич, могут подтвердить, что это были не серьёзные попытки, а бунтарство. Ведь Ника, как никто другой, хотела жить, хотела найти себя… Вообще, Ника была полна противоречий. Несколько попыток самоубийства и одновременно с этим — неуёмная жажда жизни.
11 мая 2002 года она сидела на подоконнике, свесив ноги из окна, и вдруг… сорвалась… Свидетели утверждают, что это был несчастный случай, и Ника в последний момент успела ухватиться за выступ на окне.
Её не удалось спасти. Впоследствии один из врачей «Скорой помощи» рассказал, что по дороге в больницу, когда он собрался сделать Нике укол для поддержания работы сердца, она произнесла единственную фразу: «Не надо»…
Вот, пожалуй, и вся история
Две тоненькие книжицы стихов, сумка с бумагами, оставленная на полу московской квартиры, да разрозненные, зачастую противоречивые, воспоминания — вот и всё, что осталось от чудо-ребёнка, маленькой девочки с огромными глазами, полными недетской скорби.
Говорили, что Ника Турбина обладала даром предвидения.
Вот пара фраз из дневника Ники, её записки — чтобы не забыть:
«Я всё сказала o себе в стихах ещё ребёнком. Тело женщины мне не нужно было. Умереть должна была давно, об этом говорила я не раз. Впоследствии я поняла, что как поэт никому не нужна. B результате, стала стесняться своих стихов и пыталась мучительно и трагично найти себя».
«Каждому человеку в жизни нужно спрятаться. Спрятаться и остаться с тем, что тебе близко. Чтобы окружающий мир был от тебя как-то абстрагирован или ты был абстрагирован от окружающего мира. И неважно, ты один или с любимым человеком, читаешь ты или пишешь».
«Жизнь много раз успела мне показать изнанку и лицо. Посевы, рост и всходы. Что собрала я — расскажет время. Делала много ошибок, дулом направленных на себя. Была как во сне дурном, заканчивающемся знаками обид. Главное — я не лгала, не предавала, боль чужую брала».
Согреть нашу холодную и зачастую злую действительность своей поэзией Ника Турбина так и не сумела. А значит, не сумела и выполнить своё предназначение Поэта. А может, просто не успела?
Кто знает, если бы в ранней юности Нику не объявили перед всем миром гениальной, а объяснили, что талант — это только фундамент, и строить здание собственной личности, не обязательно великого поэта, придётся, прилагая неимоверные усилия, может быть, она осталась бы жива?
Прости нас, Ника!
Светлана Россинская
|
