«Цветы для наглых, вино для сильных,
рабы послушны тому, кто смел.
И не засыпят землёй могильной
того, кто это постичь сумел.
Возьми от мира, его соблазнов
ты всё, что сможешь, бери сполна.
К тому фортуна лишь безотказна,
кто груб и крепок, ведь жизнь трудна.
Будь беспощадным, пусть конкуренты
тебя боятся, поменьше слов.
А стыд и совесть – не аргументы,
они годятся для слабаков.
Я буду сильным, я смелым буду,
подвальный воздух для тех, кто хил...»
И вы хотите, о люди, люди,
чтоб жизнь такую я полюбил?
2009
«По жестоким путям бытия...»
Фёдор Сологуб (настоящие имя и фамилия - Тетерников Фёдор Кузьмич)
Детство Фёдора Тетерникова прошло там, где были взращены многие герои любимого им Достоевского - на самом дне жизни. Отец - незаконный сын полтавского помещика, крепостной. После отмены крепостного права Тетерников осел в Петербурге и занялся портняжным ремеслом, но жизнь его вскорости оборвала чахотка. Мать Фёдора, оставшись с двумя детьми (четырёх и двух лет) на руках, поступила в услужение Фёдор и его сестра были почти воспитанниками в семье рано почившего коллежского асессора, где было принято читать, музицировать, посещать театры. Вместе с тем дети служанки строго должны были знать своё место. Мать трудилась в поте лица, вымещая на детях усталость и раздражение. Поэтому лирический герой самых первых стихотворений Тетерникова - босоногий поротый мальчик (пороли и били его и в школе, и дома, хотя было не за что - хорошо учился и выполнял всю заданную работу по хозяйству).
Сборник «Библиотеки поэта» открывается полудетским стихотворением, написанным в 1879 г., основанным на противопоставлении грубой реальности волшебному миру грёз:
В мечтанья погруженный,
По улице я шёл.
Я был король влюблённый,
Пред мной стоял посол.
От милой королевы
Кольцо принёс он в дар.
Привет любимой девы
Зажёг во мне пожар.
С самых первых опытов для поэта характерны прозаическое отношение к лирическому сюжету, сценки или рассуждения, более привычные для реалистической повести или романа, внимание к бытовым деталям, не отличающимся поэтичностью, прозрачные простые сравнения. Это рассказы в стихах, мрачные и тяжёлые, в чём-то близкие чеховским, непоэтические описания и чувства:
Простым я подпоясан ремешком,
В рубашке ситцевой, зимой суконной,
По улице я в школу босиком
Хожу, храня порядок заведённый.
Вот портрет полунищего юноши, у которого нет ни одежды, ни обуви, достойной его положения (ведь в русской культуре одежда - показатель степени благополучия, поэтому и не может пережить Акакий Акакиевич утрату шинели). Ко времени написания этого стихотворения Фёдор - уже учитель. По настоянию матери он в 16 лет поступил в Учительский институт, а в 1882 г., успешно окончив его, поехал служить в город Крестцы Новгородской губернии. Теперь он содержит семью, по-прежнему состоящую из матери и сестры, но мать остаётся главной. Десятилетие, в течение которого Тетерников учительствовал в провинции, было временем унижений, покорности, безденежья. В стихотворениях возникает образ матери, любимой и любящей, но мучающей сына:
Я из училища пришёл,
И всю домашнюю работу
Я сделал: сам я вымыл пол,
Как делаю всегда в субботу.
Я мыл, раздевшись догола,
А мать внимательно следила,
Чтоб пол был вымыт добела,
Порой ворчала и бранила.
Мать по-прежнему имеет право выпороть кормильца семьи, а он озлоблен и порет своих бездарных учеников. Пьянство, обжорство, сплетни, грязные связи - всё, что принято в качестве развлечения в провинциальном городе, не обходит стороной Фёдора. Но с этой бесплодной жизнью он умудряется сочетать и литературное творчество (в 1884 г. удалось опубликовать стихотворение «Лисица и ёж» в петербургском журнале «Весна»), мечтать о литературных заработках, о написании новаторского учебника по математике, о том, как он вдохнёт в души своих учеников свет и любовь. Однако мрачная жизнь со всех сторон обступает провинциального мечтателя. Босоногий учитель, выросший из босоногого мальчишки, ощущает себя винтиком в «машине общего труда»:
Что моя судьбина,
Счастье иль беда?
Движется машина
Общего труда.
Винтик очень малый -
Я в машине той.
К вечеру усталый
Я сижу босой.
Ощущение тяжести и беспросветности жизни - «больные дни», «босоногость», «неотвязная нужда», «бесцветное житье» - в конце концов преображается в стихотворениях конца 80-х гг. в полуфольклорные фантастические видения - «лихо неминучее», «злую мару» (это славянская ведьма, высасывающая по ночам кровь у спящих). Появляются мотивы смерти, но это не переход в лучший мир, а желание спрятаться, скрыться от этого мира:
После жизни недужной и тщётной,
После странных и лживых томлений,
Мы забудемся сном без видений,
Мы потонем во тьме безответной.
И пускай на земле, на печальном просторе
Льются слезы людские, бушует ненастье:
Не найдёт нас ни бледное, цепкое горе,
Ни шумливо-несносное счастье.
Переломным в судьбе Тетерникова можно считать 1891 г., когда он познакомился с Николаем Максимовичем Минским, философом и поэтом-символистом, который заинтересовался его творчеством всерьёз. Одновременно произошли серьёзные изменения в жизни Фёдора: в 1892 г. он стал учителем математики Рождественского городского училища в Петербурге, потом перешёл в Андреевское училище, где позже стал инспектором. Теперь покончено с гнусной провинцией: тяжкий жизненный опыт переплавится в прозу (прежде всего это будет роман «Тяжёлые сны», 1883-1894). Тетерников становится сотрудником «Северного вестника», Минский вводит его в круг «старших символистов». Теперь литературная судьба Тетерникова навсегда связывается с именами 3. Гиппиус, К. Бальмонта, Д. Мережковского. Там ему и придумали псевдоним «Сологуб», ставший новым именем поэта. Мандельштам удивлялся Сологубу, сменившему «настоящую и «похожую на него» фамилию Тетерникова на нелепый и претенциозный псевдоним». Конечно, Мандельштаму, не тяготившемуся своей богемной бедностью, трудно было понять босого кухаркиного сына, наконец-то напялившего на себя графское имя (пусть и с одним «л» - чтобы отличаться), - Акакия Акакиевича, справившего свою шинель. Здесь самое время вспомнить, что Сологуб более других своих современников «вышел из гоголевской «Шинели», что сквозь его символистскую поэзию просвечивала глубокая духовная связь с русской классикой, с её прозаическим поэтом - Некрасовым.
Лирический герой поэзии Сологуба - это во многом маленький человек Гоголя, Пушкина, Достоевского и Чехова. В его поэзии легко находимы истеричная бедность, извечный страх перед жизнью, любовь-ненависть, собственная малость, униженность, скорбность. Есть и образы, прямо заимствованные из Достоевского: так, в стихотворении «Каждый день, в час урочный...» (1894) запечатлена Настасья Филипповна. Вот стихотворный сюжетный рассказик «Кремлёв» (1890-1894) - об извечной драме бедности и любви. Предтечи героев этой поэмки - герои «Домика в Коломне» и «Медного всадника». Подробно, со вкусом Сологуб описывает причины, толкнувшие Кремлёва на преступление. Дело подходит к развязке поэмы, и вдруг выясняется -
... что в ней трагического нет.
В крови топить её мещанскую развязку,
Конечно, незачем.
Отсутствие раскаяния, наказания - от бессмыслицы и тошнотворности мира, где даже преступление, совершенное во имя любви, оборачивается тоскливой мещанской драмой.
Начинаются 90-е гг. XIX столетия - вся российская интеллигенция бредит Шопенгауэром. Современники, пережившие вместе с Сологубом этот период русской идеалистической мысли, лучше понимали его:
«Здесь нерв, душа, тоска творящей личности. Вся драма жизни и весь трагически-неудачный роман с «инобытием» разыгрываются на роковом пороге» - таким видели критики философский стержень его творчества. Ощущение бытия как непреходящего страдания («злобного мрака людских страданий»), острое, гнетущее подозрение, что смерть — это всего лишь уход неизвестно куда, заставляет содрогающуюся от ужаса душу противопоставить этой «безлепице» «творимую легенду», иные миры, куда душа попадает после смерти. Об этом - цикл «Звезда Маир» (1898); свет звезды Маир - на прекрасной земле Ойле, где течёт река Лигой:
Мой прах истлеет понемногу,
Истлеет он в сырой земле,
А я меж звёзд найду дорогу
К иной стране, к моей Ойле.
Я всё земное позабуду,
И там я буду не чужой,-
Доверюсь я иному чуду,
Как обычайности земной.
Презрительное отношение к жизни становится художественным фактором творчества Сологуба. Оно приводит его к культу смерти, исчезновения; жизнь всё более и более представляется путём страдания. Стихотворение 1895 г. «Мне страшный сон приснился...» чудовищным образом предваряет восприятие жизни, характерное для писателей-экзистенциалистов XX в.:
Мне страшный сон приснился,
Как будто я опять
На землю появился
И начал возрастать,
И повторился снова
Земной ненужный строй
От детства голубого
До старости седой:
И, кончив путь далёкий,
Я начал умирать,-
И слышу суд жестокий:
«Восстань, живи опять!»
Завершённый в 1894 г. роман «Тяжёлые сны» удивительным образом сочетает в себе ведущие традиции русской литературы (учитель гимназии - автобиографический образ - противопоставлен гнусному провинциальному обществу) и мотивы декаданса: стремление к уходу от жизни, восприятие жизни как омерзительной круговерти, не имеющей ни цели, ни смысла, которая если и приносит радость, то в извращённых болезненных формах.
Извечное учительство русской литературы всегда было чрезвычайно близко Сологубу, поскольку в своей бытовой жизни он так и остался во многом гимназическим учителем - строгим, язвительным, обидчивым... (преподаванию было отдано 25 лет жизни). Многие мемуаристы отмечают его неуживчивость, надменность (истоки которой - в провинциальной застенчивости), гипнотическое воздействие на окружающих, постоянное желание (и умение) прочитать нотацию.
Тонкий, сверхвосприимчивый Андрей Белый артистично описывает облик и манеру поведения Сологуба (они знали друг друга много лет): «... выходил старичок, лысый, белый, с бородкой седою и шишкой у носа прямого, в пенсне; ему было лишь сорок три года; казался же древним; он вёл себя жутковато; усаживался в кресло и ждал, что гость скажет, разглядывая свои пальцы: в глаза не глядел. «Лучше вы нарисуйте штаны Пифагора: и не ерундите»,- как бы давал он почувствовать, едко ощерившись: и из усов, белых до желтизны, торчал зуб;- и - чернело отсутствие зуба; а взгляд, оторвавшись от пальцев, ел, как кислотою, лицо; так глумился, улыбку в усах затаивши, учитель Тетерников, что он писателя приготовишкою сделал...»
Несмотря на саркастическое отношение к идее изменения жизни к лучшему посредством какой-либо деятельности, в Сологубе порой побеждало свойственное его натуре стремление научить, настоять, навязать свою точку зрения, что нередко приводило его к участию в общественной деятельности (которой он был абсолютно чужд, как философ). Так, в 1903 г., став сотрудником издания «Новости и биржевая газета», Сологуб немало статей посвятил школьной тематике, проблемам усовершенствования образования в России.
Одна из серьёзнейших тем его прозаического творчества - непереносимые для него, как и для Достоевского, детские страдания. Дети в прозе Сологуба, как правило, выступают невинными жертвами извращённых мучительств, а палачами - взрослые, нередко - учителя (например, рассказ «Червяк»).
Роман «Мелкий бес» (1892-1902), опубликованный в журнале «Вопросы жизни», принёс Сологубу всероссийскую известность. Герой романа Передонов (естественно, учитель провинциальной гимназии) и жуткое порождение его больной фантазии - Недотыкомка - стали любимыми персонажами литературной критики. В статье «Навьи чары мелкого беса» К. Чуковский заметил о Передонове: «Его, как и Сологуба, как некогда Гоголя, тошнит от мира»,- употребив слово «тошнота» по отношению к жизни за 24 года до «Тошноты» Сартра, романа, ставшего художественным изложением мироощущения экзистенциализма.
А. Блок, посвятивший писателю статью «Творчество Фёдора Сологуба» и несколько строк в статье «Безвременье», отмечает сологубовское видение «хаоса преисподней», «дьявольского лика», который зрил писатель в человеческой пошлости, в мерзости быта. Недотыкомка — это «ужас житейской пошлости и обыденщины», материализовавшийся в полуфольклорную нечисть, ставшую вечной спутницей безумного учителя.
Жизнь, столь нелестно обрисованная Сологубом в романе, поспешила отомстить ему. В 1907 г. умирает его сестра Ольга Кузьминична, которую он чрезвычайно любил и почитал, с которой никогда не расставался. Мемуаристы отмечают её незаметность и чрезмерно почтительное отношение к ней брата. Одновременно на службе писателю предложили подать в отставку. В стихотворениях этого периода появляется новая метафора жизни - «Чёртовы качели» (название знаменитого стихотворения 1907 г.). Чередование темных и светлых периодов жизни вызывает у Сологуба желание уйти, скрыться, спрятаться -
ведь качели качаются -
Пока не перетрётся,
Крутятся, конопля,
Пока не подвернётся
Ко мне моя земля.
Речь уже не идёт о прекрасной жизни иной, а об ожидании того часа, когда можно будет уйти от бездарного круговращения в иную, столь же негостеприимную обитель.
Является жизнь поэту также в виде змеи (вообще змея и дракон - символичные фигуры в его творчестве):
Жизнь моя, змея моя!
От просторов бытия
К тесным граням жития
Перенёс тебя и я,
Воды хладные лия,
Вина сладкие пия,
Нити тонкие вия,
Струны звонкие бия,-
Жизнь моя, моя змея!
В 1908 г. выходит сборник стихотворений «Пламенный круг», воплотивший весь математический символизм Сологуба, его стремление увидеть во всём знак, чертёж, конструкцию. Поэт говорил, что начни он с начала жизненный путь, то сделался бы специалистом по математике или теоретической физике. Вообще сборники не являли собой его, не отражали его творческий путь - он формировал их сам, по тематическим принципам, вероятно, здесь были замешаны и финансовые соображения. По словам Мандельштама, Сологуб «продавал стихи по разным ценам - если получше, то подороже, - разделив их на три, что ли, сорта». Скорее всего, это одна из многочисленных баек о поэте, но в ней выражено его ироническое отношение к традициям русской культуры (позорно торговать поэзией), нечто передоновское в его личности. Интересны в этом смысле «ролевые» стихи Сологуба, в которых его лирический герой ощущает себя собачкой (цикл «Когда я был собакой»), мещаночкой, соблазнённой или брошенной девушкой из простонародья. Ощущение своей малости, заброшенности, ненужности перед лицом чуждого Космоса не покидало поэта, вынуждало его постоянно учиться жить в этом враждебном, тяжёлом мире.
Сборник «Пламенный круг» ещё более, нежели предыдущий («Змий», 1907), выражает в символических образах философские концепции автора. Он состоит из нескольких сюжетных циклов, выражающих «вечное возвращение» философии Шопенгауэра и «вечное учительство», присущее Сологубу - ученику Чехова, Достоевского, Гоголя. Он делится с читателем своим жизненным опытом, своей брезгливостью и тошнотой и объясняет, как это выдержать, как через это пройти... Названия циклов выражают этапы духовной жизни экзистенциального сологубовского человека: «Личины переживаний» - «Земное заточение» - «Сеть смерти» - «Дымный ладан» - «Преображения» - «Тихая долина» - «Единая воля» - «Последнее утешение».
Между тем, в том же 1908 г., жизнь Фёдора Кузьмича снова вошла в светлую полосу - он счастливо женился на Анастасии Яковлевне Чеботаревской. Это высокообразованная женщина, писательница, литературный критик, переводчица Метерлинка, Стендаля, Мопассана, Мирбо. Сологуб сменил квартиру, внешность (обрился), образ жизни (Чеботаревская - хозяйка светского салона - визиты, вечера, кипение общественной жизни). Вместе с мужем Чеботаревская писала пьесы, ими издавался журнал «Дневники писателей», они путешествовали, носились с различными замыслами, имели широкий круг знакомств.
Роман-трилогия Сологуба «Навьи чары» появился в альманахе «Шиповник» (1907-1909). Критика с подозрением отнеслась к этому варианту «Бесов»: смесь эротики и черной магии с идеалами социалистов и социал-демократическим движением. В 1911 г. Анастасия Чеботаревская издала любовно ею составленный сборник статей «О Фёдоре Сологубе» (СПб.: Шиповник, 1911), где среди авторов фигурировали Иванов-Разумник, Л. Шестов, 3. Гиппиус, И. Анненский, М. Гершензон, М. Волошин, Андрей Белый, Г. Чулков и др. Активная общественная и литературная деятельность, публицистика и выступления, поездки по России, путешествие за границу вместе с женой, совершенное в 1914 г.,- всё это наполняло жизнь Сологуба до краёв.
После Октябрьской революции (которую он, в отличие от Февральской, воспринял весьма скептически) положение изменилось. Появились материальные трудности, печатать стали мало, и писатель почти целиком переключился на переводы. У жены развивалось психическое заболевание (неспроста: «затаскали по допросам», - полагает современный исследователь В. Ерофеев) - она не выдержала резкой перемены, происшедшей с окружающим миром. В 1920 г. Сологуб просил у Ленина разрешение на выезд за границу, но не получил его. В сентябре 1921 г. произошла трагедия: Анастасия покончила с собой, утопившись в реке, и лишь спустя месяцы труп был найден. Последняя встреча Сологуба с мёртвой женой описана в «Сумасшедшем корабле» О. Форш: «На минуту окаменел. Его лицо жёлтой слоновой кости стало белым. Но поступью патриция времён упадка он важно прошествовал к трупу и, сняв с её руки обручальное кольцо, надел на руку себе. Потом он опять жил, потому что он был поэт, и стихи к нему шли. Но стихи свои читал он несколько иначе, чем при ней, когда объезжали вместе север, юг и Волгу и «пленяли сердца». Он больше пленять не хотел, он с покорностью своему музыкальному, особому дару, давал в нём публичный стихотворный отчёт, уже ничего для себя не желая. Входил он к людям сразу суровый, отвыкший. От внутренней боли был ядовит и взыскателен. Смеялся же беззубо, не по-стариковски, а по-детски или как лысый японский идол». Смерти жены посвящены многие стихотворения 1921 г. («Унесла мою душу...», «Не глядится никто в зеркала...», «Безумное светило бытия...» и др.). Как ни странно, Сологуб со своим почти любовным отношением к смерти не собирался последовать за женой, он намерен был до конца тянуть каторгу жизни. Он ещё в молодости научился наслаждаться страданиями:
Умерщвлю я все тревоги,
И житейский сорный хлам
На таинственном пороге
Я сожжению предам.
Обозревши путь мой зорче,
Сяду в смертную ладью.
Пусть мучительные корчи
Изломают жизнь мою.
В конце жизни Сологуб занялся общественной деятельностью при Союзе ленинградских писателей, сделался даже председателем правления. Его снова печатают, широко отмечают 40-летие литературной деятельности. Вскоре изнуряющая болезнь сделала своё дело, 5 декабря 1927 г. скончался этот певец «мёртвых и навек утомлённых миров», как сказал о нём И. Эренбург.
М. Лосева. Источник http://sologub.lit-info.ru/
|
