Я всего лишь бутылочка пива на асфальте цивилизации, самоуничтожевшееся ничто в бытие своей черепной коробки. Фантазии натальной картой разложились на нули и иллюстрации, Чтобы просто не добрался до своей красной кнопки.
Я - часть серой массы бесконечной толпы ржавого автобуса. Чёрно-белые полосы схема минного поля под грудью в момент. Жизнь не более чем повторение прошлого опуса или эхо разговоров которых не было перед зеркалом в котором никого нет.
Улыбаться каждой руке, как промокшая бездомная псина, держа в голове веру, что это хождение в свободу против систем. Отец оказался больше доволен выращенным деревом чем сыном, ведь я был слабым, вместо люстры , пока ангелы крутились на огненном шесте.
Мне бы переосознать себя, пересолив свободу Ницше, надеясь лишь на признак жизни в своём пустом горшке. Но в этом бета тесте дождём капает слюна на бриджи, не подпуская этим мысль к ещё сырой башке.
Я всё ещё тварь дрожащая, или больше не боюсь? На гематоме жизни выскребая имя, когда-то всё же успокоюсь, упоюсь, чувство сжирая ртом, блаженно представляя вымя.
Внутренний ребенок ещё учится летать. Он скоро повзрослеет в своей кабинке жёлтой скорой. На запах эта грязь так похожа на миндаль. Под весёлую мелодию обниматься лезут споры.
Если жизнь, то на прокат. Куда мчится мой катафалк? С земли до гроба, и на бал? Вези меня на облака. Там аленький закат лучом ударит по глазам. Пётр стрельнет сигарету и после спросит за базар.
И вот теперь, как кавалер, лежу в морге фиолетовый. Санитарки рядом кружат, здесь устроив свой балет. Я улыбаюсь. Не болит. Латекс греет словно плед. Если от чувства сносит голову, то я - Человек-кабриолет.
На рассвете проснувшись, из земли вылезу, как из панциря. Скрипя коленями, доползу до остановки. И дожидаясь автобуса, задумаюсь о том, что я всего лишь бутылочка пива на асфальте цивилизации, самоуничтожевшееся ничто в бытие своей черепной коробки. Фантазии натальной картой разложились на нули и иллюстрации, Чтобы просто не добрался до своей красной кнопки.
|
