цветение погребенного разума происходит обычно безвременно перед светлоросыми мирками ваших желаний. вы не поверите, но каждый несущий, однако же, день за навалом первосортного гнилья вскопанных и забытых подземелий закадычные скрываются наши друзья. и пытаются вырваться, идиоты. разумно выползать из пластилина, из которого сам состоишь? и твой тон, пошлый и грубый, мил их ботинкам. и над всеми картинками воспоминаний прыгнет однажды тёмная, сжатая руками злобной кармы жаба с моими кентами. а я схожу на это кино, но уже даром.
взгляну на мысли прозрачного разума, погребенного в сырой аппетитной земле близ могилы есенина под иконами разными в русской рубашке, где и будет он тлеть. и все зарисовочки, также записочки из песочницы извечных тревог и мук воспламеняются вмиг в пиршестве всяких глупостей неутомимых хапуг вроде меня, хватающих мысли, бегущих по лезвию тонкому gillette, скользящему по обезжиренным избитыми шутками лицам, которых нет. разве светлые мысли считают убитыми? чисто истинные, счастливо-искренние, но бедно-бесславные, промытые мюсли йогуртом клубничной жизни.
они бегут, не зная куда, почему и зачем, осознавая, что ведь великий их долг залезть к вселенной в мозга контейнер, вырваться после сквозь рвотный поток, и позже — просто забыться в большинстве ходячих мешочков со сгнившей картошкой, от которой восторгом страданий веет. но все же осталось разрезать батон бородинских сражений, пролить майонез и вкусить напоследок перед бедой масштабной, словно говорить с детством. знаете, я уже, к сожалению, готов. пойду сброшусь с кровати — проснусь в прошлом, где явно все живее идёт, а не как в настоящем и будущем, там ведь все искреннее застыло давно.
|