Часть 1.
Холодный равнодушный безжалостный снег размеренно, с каким то садистским наслаждением падал на землю. Было холодно, мучительно страшно, одиноко. Бесконечные серые дни сменялись нескончаемыми глухими пустыми безобразными отнимающими силы и желание жить ночами. Пятый день она лежала, не вставая в своей комнате, слушая, как часы отстукивают секунды. Тик – так, тик – так… она специально настраивала мысли на этот звук. Чтобы не давать прохода мыслям, которые словно червяки делали подкоп и с каждым мигом всё ближе и ближе становились к её разбитому сердцу и потерявшей всякий смысл жизни душе. Она пыталась набраться сил с тем, чтобы когда эти ненавистные твари всё же прорвут стук часов у неё осталась хоть капля сил на борьбу с их насмешками, издёвкой и призрачным шипением «умри, умри, умри, твоя жизнь кончена, твоя жизнь не имеет смысла, ты жила ради него, но его больше нет» Вскоре в голове её должен был послышаться младенческий крик, первый крик народившегося сына, она увидит его сначала закрытые глазки, он будет с наслаждением сопеть маленьким носиком, его ручки в порыве ещё неосознанного обожания схватят её грудь, чудесные пальчики заденут её губы… Потом он откроет глазки, посмотрит на неё впервые безмятежным упоительным взглядом. У него будут такие же карие глаза, как у неё. Он наверняка будет блондином. Каждый раз, желая поесть, он будет также сладко и нетерпеливо хватать её грудь. Смотря на него, такого беспомощного и такого нуждающегося в ней она забудет обо всём на свете, она отдаст ему всю себя. Она будет оберегать его, она даст ему всё, чего никогда не было у неё. Она будет лучшей матерью на свете… Истерический вопль сдавил глотку, её тело резко дёрнулось и выгнулось, боль от судороги пронзила тело, но она даже не почувствовала этого, ибо она умерла уже тогда, пять дней назад, когда медсестра весело сообщила «Ребёнок родился мёртвым. Ничего ещё родишь!» Но она знала, что больше не родит… Душа её умерла вместе с ребёнком. Это был её последний шанс, а они, все вокруг смеялись, радовались жизни, выпивали, ходили в театры. Довольные мамаши выводили на прогулку дородных розовощёких пацанов. За каждым застольем повторяли «Для женщины ведь главное реализоваться в семье»… Затем вспомнив что – то оглядывались на неё, на секунду замолкали, пауза затягивалась… Ей было невыносимо, до тошноты хотелось бежать, прыгнуть, повеситься, порезать себе вены, она перебрала в голове уже все варианты, это было единственным её занятием. С профессорской точностью описывала, смаковала каждую подробность, каждую деталь, приводила примеры, доводы за и против того или иного способа покончить с собой… Этот мазохизм был для неё единственным утешением… Она чувствовала запах крови, острие ножа или бритвы, вонзающееся в тело и разрывающего его на мелкие сухожилья, затем представляла себе удушье от верёвки, без конца составляла вновь и вновь предсмертные записки. Она отвергала и гнала всех, кто к ней приближался, но внутри ей так хотелось, чтобы хоть кто – то пришёл и сделал так, чтоб не было так страшно, так одиноко, так холодно… Глаза её превратились в щёлочки, всё время тошнило, резало зрачки, она отказывалась есть, слабость всё увеличивалась. Родные боялись её, ходили на цыпочках, пытались улыбаться при ней, создать праздник, но по их глазам было видно, они оплакивают её, оплакивают, как покойника. Дом наполнился серыми тенями. Она прогоняла их, они безприкосоловно уходили, а ей так надо было выразить всю обиду, боль, гнев, разочарование. Ей так хотелось, чтобы с ней спорили, чтобы её заставляли что – то делать, чтобы даже кричали, только бы почувствовать дыхание жизни… Ей хотелось любить, ей хотелось жить, как много лет назад, ей хотелось смеяться или ссориться. Словом делать хоть что – то, что подтвердило бы ей, она ещё жива, она ещё не окоченела, она ещё есть… Она щепала себя, трогала свои поседевшие волосы, гладила плечи, дотрагивалась до огрубевшей кожи, пытаясь вспомнить свои ощущения от себя тогда, когда она ещё не была призраком… Снова судорога, снова истошный вопль, потом краткое затишье, молитва и снова бесплодные размышления… Был ли хоть кто – то, кто любил её, хоть кто – то, кому она была нужна и ради кого было необходимо жить… Она перебирала в памяти всех близких и случайных знакомых, однако результат был неутешителен. Никто из них не мог понять её эмоции, никто не мог почувствовать то, что ей было нужно, да и все они были слишком заняты собою, чтобы даже в такой трудный момент оказать необходимую поддержку. Даже расскажи им кто нибудь что и как надо делать, никто из них не смог бы пойти на риск и взять на себя ответственность за неё… Да, ответственность была непосильна… Она была на самой последней грани и человек, пожелавший помочь ей, мог не желая того толкнуть её в пропасть…
Часть 2.
Звонок в дверь резко ударил по её измученным барабанным перепонкам. В коридоре послышалась какая – то возня, потом звонкий смех. Она болезненно поморщилась. С того дня она отказывалась верить в искренность и непосредственность. Смех стал казаться ей отвратительным и лживым. Девочкам явно что – то сказали, смех прервался… На некоторое время снова наступила тишина… Затем чей – то громкий нервный возглас, звон стекла и дверь открылась, пятнадцатилетняя девочка не удержавшись на ногах плюхнулась на пол. За ней появилась ещё одна девочка – подросток и светловолосая женщина лет сорока. Подруга Анжелы временно жила у неё со своей дочерью. Пожалуй, это был единственный человек, который хоть как – то откликнулся на ужасную трагедию подруги… Извини, пожалуйста, чинно и черезчур напыщенно произнесла Анна, мы не хотели тебя тревожить. Упавшая девочка поднялась на ноги и лихо подбежала к кровати. Весёлое выражение лица сменилось на задумчивое, потом озабоченное. «Вы Анжела?» - с каким – то невероятным для ребёнка сочувствием произнесла Вера. «Да» - Анжеле внезапно стало смешно, но и интересно две маленькие бусинки смотрели на неё пронзительно, любопытно и одновременно трогательно, нежно, искренне. Анжела отвела взгляд и впервые за много дней почувствовала облегчение. «Девочки, нам пора» – строго проговорила Анна, однако Вера, казалось не слышала и не собиралась трогаться с места. Вера! – ещё более грозно и твёрдо произнесла мама Вероники. «Ничего, удивляясь самой себе чуть слышно выговорила Анжела, не прогоняй её, пусть посидит…» Вера застыла в одном положении и молча смотрела в лицо Анжелы, той стало не по себе. Наконец Вера произнесла «У Вас случилось что – то очень плохое, да… У людей не должно быть такого грустного взгляда, такой сгоревшей души, таких обожженных глаз! Что с Вами?» Всё это она произносила безапилиционно, скорее требуя ответа… Её глаза, проникали в самую душу и сама не понимая что делает Анжела стала рассказывать всё, что ей пришлось пережить и перечувствовать за эти дни… Поняв, что они здесь лишние Анна тихо и деликатно вывела дочь за дверь. «Это очень плохо, что Вы так думаете, Вы говорите, как эгоистка, Вы думаете о себе, а не о тех, кому Вы дороги, не о Боге, который приготовил Вам определённую миссию! Вы жалеете себя любимую, Вы думаете, что Вам очень плохо, но Вы ведь не знаете каково другим!» От этой малявки Анжела никак не ожидала подобной отповеди. В груди у неё всё заклокатало, внезапно проснулись силы. «Да как ты смеешь мне такое говорить! Да разве ты когда нибудь переживала нечто подобное! Не дай тебе Бог хоть секунду быть в таком отчаянье, как я! Ты вообразила, что можешь понять меня, но это ерунда! Никто на свете не сможет понять меня!» Этот крик отнял слишком много сил, она в изнеможении упала на подушки… «Прости, я не хотела тебя обидеть… ты хорошая девочка, тебя многое ждёт впереди, сохрани свою душу, чистоту, нежность, но не пытайся судить о том, чего не знаешь…» Девочка не вставала на лице её блуждала полуулыбка, глаза смотрели куда – то сквозь время и пространство… «Хотя, я благодарна тебе… Ты первый человек, с которым я разговариваю с того дня, как… умер мой сыночек…» Последнии слова она произнесла, опустив голову и схватившись за сердце… Из глаз Веры хлынули слёзы, она обняла трясущиеся плечи Анжелы… «Тётенька, пожалуйста, не плачьте… Я буду всё время к Вам приходить, я буду Вас навещать, я буду о вас заботиться…» Анжела стонала всё громче… Вера прижалась к ней всем телом, гладила её по волосам. Дверь открылась, в комнату вошла Анна. «Верочка, я дам Анжеле успокоительное, а ты иди, поболтай с Вероникой…» « Тётенька, Вы не плачьте, пожалуйста, я ещё приду, я часто буду приходить, только не надо плакать…»
|
