«После одной такой рукопашной я чуть с ума не сошел. Убил троих немцев. После рукопашной мы чуть остыли, смотрю и вижу только двоих немцев из тех, кого я убил. Начал метаться по траншее… Где третий немец? Где ?!!! Переворачивал немецкие трупы и искал «своего» рыжего. Когда убивал, заметил, что он рыжий…Переживал, что может он жив остался, и отполз куда-то, а эту сволочь обязательно надо добить !... Понимаете, до какой стадии озверения я дошел…» Сталинград. 1942 г. Гак Александр Михайлович.
Рыжий
Я зарезал его. Был он рыжим. За первой траншеею. Всех троих я запомнил по рукам, по ногам, по глазам. Он ещё был с худою, из френча торчащею шеею. Он ещё укусил, когда я его бил по зубам.
С рыжим тем – невезуха. Двоих я нашёл – все «отличные». Стал он ближе, чем «друг». Штык, вон сам его ищет, ползёт. Замполит в небо – «гут», шлёт отчёт, строчку – в карточку личную, а из неба того – меня в морду секушкой сечёт.
Надо, надо найти. С белой пеной, и – родинка крупная. Да, .. за ухом. Постой, не должник, но тебе доплачу. Здравствуй, здравствуй, траншея, здрас-сте лица знакомые трупные, нынче каждому ставлю «за здравие» свечку-свечу.
Ах, Петрович, чего ж ты лежишь неприлично расхристанный, на, шинель подстели, на холодном негоже лежать. Ба, и Сидор лежит…Помнишь, Сидор, как мы пересвистами соловьям на заре помешали вольготно дышать?
Нынче всех Вас списали. Теперь всем – по личной обители. Вон, «МГ» мал помалу опять прошивает канву. Всё ж, убил я его. Братцы, Вы ведь, конечное, видели, того немца я ткнул – он не мог обернуться в траву.
Ах, ты, матерь-земля! Год рождения чётко прописанный. Безымянные мы. Но под солнцем ведь все на виду. Я, тя, рыжий найду, даже если ты рыжими листьями мило с ветром шуршишь в обгорелом у Бога саду.
7 января 2009 г. С-Петербург
|