Вечерок нервозится крикливый. Серые – по небу облака. Долгий, долгий разговор с любимой. На вихрах моих - её рука.
Знаю, не ходить нам больше далью лозорёвых утренних полей. Время, словно конка, раскидала чувства наши комьями стерней.
По разбитой езженой дороге понесёт посадками в туман. Думать, каб не замочились ноги, обзываясь – Мария, Иван.
Чертыхаясь, на закладе жизни вспомню ту, чья участь решена, юную, семнадцати, без мыслей, что теперь – законная жена.
Что, старик, кривляешься и прячешь востро-заточённый финский нож? Что, старик, заранее горько плачешь, будто в сердце тот любимой вхож?
На закладе одурелой жизни оттолкнётся ветер от трубы. Не штакетник – частоколом числа в поцелуях манковой крупы.
И не в силах побороть зевоту, ей есть имя – память о былом, ты уйдёшь на дальнее болото, в ивовый холодный бурелом.
Сплёвывая слизи, смрад глотая, всасываясь в жижу бурого льна, будешь ты хрипеть истошно – Марья – что во блюдцах брызг отражена.
О содеянном с горечью жалея, ты любимой будешь дорожить. В этот вечер ангел на коленях ей попросит новой жизнью жить.
30 июля 1997 г. С-Петербург
|