Разливая уж по третьей,
я ему талдычу –
Петя,
как же ты не вразумеешь
за Державу мне обидно.
Нет, постой
причём Держава,
мы с тобой о бабах вроде,
ты ж кричал, что все заразы,
зубы сжаты – нету мочи.
Да, конечно,
я весь день
езжу – мозги набекрень.
Ножки, грудки, глазки, попки
не железный, между прочим.
А походка,
ну улёт,
так качнёт, и так качнёт.
Кругом красное тряпьё,
а в глазах – торреадор…
Я как бык
на красный свет.
Вдруг свисток – ты что ослеп?
Все стоят и ждут зелёный…
Тыщи нет,
батон яДрёный.
Разливая по четвёртой,
счёт не помню я бутылкам,
я и Петя – спорим нежно,
обнимаемся за плечи…
Я нескромно обещаю –
жена, свечи – томный вечер.
Петя что-то мне про Валю,
про буфетчицу из треста.
Как попал домой – не знаю.
Шёл до кухни – долго, долго.
Ел арбуз черпая ложкой,
как-то вышло всё неловко -
я на кухне распластался,
под ногой арбуза корка,
А из спальни жена
Гро-омко-о
Сволочь! Сволочь! Сволочь! Сволочь!
Ну,
я завтра протрезвею!
Ну,
держись – задам я перца.
А сегодня – ну кисель я,
кухня, пол… я, табуретка.
На полу лежу, трезвею…
И во снах… жену жалею.
|
