Разливая уж по третьей, я ему талдычу – Петя, как же ты не вразумеешь за Державу мне обидно.
Нет, постой причём Держава, мы с тобой о бабах вроде, ты ж кричал, что все заразы, зубы сжаты – нету мочи.
Да, конечно, я весь день езжу – мозги набекрень. Ножки, грудки, глазки, попки не железный, между прочим.
А походка, ну улёт, так качнёт, и так качнёт. Кругом красное тряпьё, а в глазах – торреадор…
Я как бык на красный свет. Вдруг свисток – ты что ослеп? Все стоят и ждут зелёный… Тыщи нет, батон яДрёный.
Разливая по четвёртой, счёт не помню я бутылкам, я и Петя – спорим нежно, обнимаемся за плечи…
Я нескромно обещаю – жена, свечи – томный вечер. Петя что-то мне про Валю, про буфетчицу из треста.
Как попал домой – не знаю. Шёл до кухни – долго, долго. Ел арбуз черпая ложкой, как-то вышло всё неловко -
я на кухне распластался, под ногой арбуза корка, А из спальни жена Гро-омко-о
Сволочь! Сволочь! Сволочь! Сволочь!
Ну, я завтра протрезвею! Ну, держись – задам я перца. А сегодня – ну кисель я, кухня, пол… я, табуретка.
На полу лежу, трезвею… И во снах… жену жалею.
|