Африку вынашивая месяц, Бормочу, шатаясь по Одессе: « Повитуха мозговых извилин, Помоги мне, плазму эту вылей. Насмотрелся, как горели дети, Главный ненаказанный свидетель».
Солнце, чтоб сберечь немного силы, Жирафёнку по утрам твердило: « Если я гореть не буду, Если ты гореть не будешь, Если он гореть не будет, Кто тогда согреет мир?»
А жираф был юный, лет пятнадцать, Где ему-то разума набраться. Он поверил, дорогой мой Хикмет, Что зажжёт других, а сам погибнет. Обливая тело керосином, Корчился, как жертва Хиросимы.
Пересилив боль, сжав крик зубами, Над землёю подымая пламя, Шёл жираф по Африке зажжённый. Шёл один, а значит - прокажённый. Мученик, непонятый другими, По пескам, качаясь, пилигримил.
Знал – искра нужна, а пламя будет ! Только хворост растащили… люди. И глаза слезя свои пустые, Догорать побрёл он вглубь пустыни…
Ветер пепла горсть над миром носит, А в Одессе догорает осень. Серый дождь, сыреющие ветки, Провода, дорога, домик ветхий… Захожу, стряхнув комочки грязи. От жирафа больше будет разве?
|