На стенке пляшут тени человечков.
На пальцах копоть оставляет след.
И хочется задуть дурную свечку,
но в доме снова выключили свет.

Такой вот у судьбы безглазый вечер.
В нём беспокойно, зябко и темно.
И взваливая темноту на плечи,
я чувствую, что не по силам, но...

Свеча коптит... и вечер будто в саже,
и чувственность в куриной слепоте,
и тени... Тени-человечки пляшут,
живя и умирая в темноте.

И суетятся у коптящей свечки,
и корчатся в картинке лучевой,
безликие, стенны'е человечки,
мелькая, и не зная для чего.

Но есть душа!.. И я даю им имя,
и выбираю им их путь стенно'й.
Я — их судьба, и я играю ими,
вот так же, как моя — играет мной.

И я — война, и я не убываю,
а жгу и рву, от сердца и до глаз,
я как она, и я их убиваю,
как сталь и пламя убивают нас.

Я — пальцы рук — и лица, лица, лица —
случайно проступившие черты.
Я — враг и друг. И длится, длится, длится
история надежды, и тщеты.

История судьбы и человечков,
повязанных судьбой, как бечевой.
История одной души и свечки,
в предпринятой попытке речевой.

В ней только жизнь, в ней просто человек и,
в ней только смерть, и больше ничего...

А я лишь случай, что не жаждет встречи,
и отвечая на когда — надысь,
я — только время на короткий вечер,
где страждет тень, длиною в чью-то жизнь.

Я жгу огарки у стенны'х безбожий,
и мука божья, как душевный чад,
как нагота, которая без кожи,
как тишина, в которую кричат.